Шутки богача. Михаил Ахманов
Читать онлайн книгу.
нными конусами гор. Горы выглядели мрачными, бесплодными, совсем непохожими на Альпы в уборе из льдов и снегов или никарагуанские нагорья, заросшие влажным тропическим лесом.
Чужое небо, чужие горы…
Яма. Глубокая, трехметровая, с валом небрежно откинутого каменистого грунта. На дне – люди, молодые парни в защитных гимнастерках. Двое мертвых, пятеро живых. Вернее, полуживых: ворочаются, стонут, скребут обрубками пальцев по стенкам ямы, крутят головами; лица в засохших кровяных потеках, на месте глаз – багровые впадины, щеки изрезаны ножом, в провалах ртов – беззубые десны, вспухшие языки.
У земляного вала – мужчины. Смуглые, горбоносые, в странных круглых шапках, с карабинами и автоматами, притороченными за спиной. В руках – кетмени. Их стальные блестящие лезвия ходят вверх-вниз, засыпая лежащих в яме ровным слоем земли и камней. Слой вначале тонок, и Каргину удается различить очертания мертвых тел под ним и тех пятерых, которые еще ворочаются и мычат в бессильной попытке отсрочить неизбежное. Но кетмени в неспешном ритме взлетают вверх и падают вниз, глухо стучат комья почвы, яма мелеет на глазах, сливается с бурым горным склоном, исчезает… Мужчины, выпрямившись, стирают пот, переговариваются резкими гортанными голосами, спускают штаны, мочатся. Каргин, невидимый призрак, грозит им кулаком, скрипит зубами, потом запрокидывает голову, смотрит в небо – там, на сером облачном покрывале, расплывается багряный круг. Чужое небо, злое…
Кто-то тронул его за плечо, и он очнулся. – Please, sir, fasten your belt… Миловидное личико хрупкой чернокожей стюардессы маячило перед ним; правую щеку, заставляя щуриться, грело солнце. Каргин моргнул, потом, как было ведено, нашарил пряжку, застегнул ремень, повозился в кресле, косясь в иллюминатор: небеса за бортом самолета сияли чистой бирюзой, плыли в них белые полупрозрачные перышки облаков, и где-то вдали, на востоке, вставал над хребтом Сьерра-Невада золотистый и ласковый солнечный диск. Мерно гудели моторы, “боинг”с буйволиным упорством таранил воздух, зевали проснувшиеся пассажиры, стюардессы голубыми тенями скользили в проходах, склонялись над дремлющими, улыбались, щебетали. Ночь закончилась, а вместе с ней подходил к концу рейс Нью-Йорк – Сан-Франциско.
"Плохой сон, афганский”, – подумал Каргин, разминая затекшую шею. В Афгане ему не довелось повоевать, а в других местах – скажем, в Боснии или Руанде – он не видел, как людей живыми закапывают в землю. В Боснии стреляли, в Руанде жгли, в Заире душили стальной проволокой, а в Никарагуа контрас втыкали мачете под ребра и резали наискось живот, как в фильмах про японских самураев. Об этом эпизоде, об израненных пленных, закопанных живьем, ему рассказывал отец. Случилось это в начале восьмидесятых, когда старший Каргин, уже генерал-майор и командир бригады, собирался к новому и последнему месту службы – на родину, в Краснодар. Младший в те годы осваивал воинскую науку в Рязанском училище ВДВ и, по молодости лет, мечтал о ратных подвигах и благородной миссии воина-интернационалиста. Правда, недолго: месяцев через восемь его отправили стажироваться на Кубу,а после – в Никарагуа, где все иллюзии испарились под жарким тропическим солнцем. Подарок от контрас пуля в плечо-этому тоже поспособствовал. Рана долго не заживала, начались воспаление и лихорадка; месяц Каргин провалялся в бреду в лесном лагере сандинистов, пока его не вывезли в Гавану.
С той поры снился ему временами сон о закопанных солдатах, и было им замечено, что сновидение это не к добру – вроде бы вещее, к большой крови, но непонятно чьей, своей либо чужой. Кровь лилась всюду, где он побывал, но с особым обилием в Африке, в Анголе или той же Руанде, когда его группа штурмовала вместе с бельгийскими парашютистами Кигали, руандийскую столицу. А через год, в девяносто пятом, он снова увидел тот же сон – в Боснии, под Сараево. Там подразделения Легиона вели диверсии и разведку, и Каргин вместе со своими солдатами угодил под бомбы, когда авиация НАТО равняла сербские позиции с землей. Его контузило, а вдобавок пара осколков прочертила кровавые полосы на скуле под глазом и под левой ключицей. К счастью, контузия оказалась легкой, а шрам на скуле был невелик и мужского обаяния Каргина не портил…
"Боинг” устремился вниз, и под крылом промелькнули река среди изумрудных берегов, серебристая поверхность залива, похожего на наконечник копья, и длинные мосты, казавшиеся сверху стальными блестящими рельсами, усеянными армадой цветных жучков-автомобилей. Через минуту-другую из утренних туманов выплыл город: улицы, круто сбегавшие к воде, бесчисленные трубы и дома, зеленые деревья, желтые пляжи и небоскребы – не столь грандиозные, как в Нью-Йорке, но все же намекавшие, что в этих заморских краях Фриско – город не из последних. Шпили небоскребов вдруг стремительно рванулись вверх, рев турбин на секунду оглушил Каргина, под ложечкой засосало – как в то мгновение, когда вываливаешься из самолетного люка и парашют еще не раскрыт, но грохот двигателей тут же стал тише, город исчез, и под брюхо “боингу” ринулось поле в изумрудной траве, расчерченное серым бетоном взлетно-посадочных полос. Затем – слабый удар шасси о землю, плавное неторопливое торможение, гусиная шея трапа, мелькнувшего за иллюминатором, и голосок стюардессы, приглашавшей к выходу.
– Мы изгнаны с высот, низвергнуты, побеждёны…-пробормотал