Рухлядь выносится с чердаков,

      Забор покрывается свежей краской,

      Вскрываются окна, летит замазка,

      Пыль выбивается из ковров.

      Весна даже с душ шелуху снимает:

      И горечь, и злость, что темны, как ночь,

      Мир будто кожу сейчас меняет.

      В нем все хорошее прорастает,

      А все, что не нужно, долой и прочь!

      И в этой солнечной карусели

      Ветер мне крикнул, замедлив бег:

      – Что же ты, что же ты в самом деле,

      В щебете птичьем, в звоне капели

      О чем пригорюнился, человек?!

      О чем? И действительно, я ли это?

      Так ли я в прошлые зимы жил?

      С теми ли спорил порой до рассвета?

      С теми ли сердце свое делил?

      А радость-то – вот она – рядом носится

      Скворцом заливается на окне.

      Она одобряет, смеется, просится:

      – Брось ерунду и шагни ко мне!

      И я (наплевать, если будет странным)

      Почти по-мальчишески хохочу.

      Я верю! И жить в холодах туманных,

      Средь дел нелепых и слов обманных,

      Хоть режьте, не буду и не хочу!

      Ты слышишь, весна? С непогодой – точка;

      А вот будто кто-то разбил ледок, —

      Это в душе моей лопнула почка,

      И к солнцу выпрямился росток.

      Весна! Горделивые свечи сирени,

      Солнечный сноп посреди двора,

      Пора пробуждений и обновлений —

      Великолепнейшая пора!