Чаша Грааля. Софиология страдания. Протоиерей Сергий Булгаков
Читать онлайн книгу.
Сергий, ничего не поняла! У вас тут имманентное сидит на трансцендентном и адекватным погоняет.
И тогда отец Сергий, может быть единственный раз в своей жизни, оскорбил женщину:
– Ну ты дура![1]
Когда вступаешь в разговор с великим человеком, поневоле приходится начинать с позиции дурака.
Отец Сергий Булгаков писал так много и так сложно, что «профессиональные богословы» предпочитают обходить его книги стороной или делать вид, что такого мыслителя и вовсе не существовало. Если о нём говорят, то в худшем случае это будут слова осуждения в ереси, в лучшем – сожаления о том, что такой умный человек потратил свою жизнь на совершенно бесплодную затею. Так, например, думал о творчестве Булгакова отец Александр Шмеман. Он оставил интереснейшие воспоминания – «Три образа». В этом очерке он говорит, что подлинная трагедия отца Сергия состояла в том, что богословская система, которую он создавал всю свою жизнь, не соответствует его опыту. Для студента Александра Шмемана профессор Булгаков был воплощением настоящего священника, который жил литургией и умел заражать окружающих своим молитвенным восторгом и подлинной радостью, но его богословие было чем-то ненужным, лишним, будто примешалось к образу этого светлого человека нечто чужеродное. Отец Александр Шмеман пишет:
«Если „софийный“ опыт [отца Сергия] не только глубоко православен, но, как я сказал уже вначале, являет что-то самое важное, самое глубинное в опыте Церкви, то „София“ как философско-богословское „оформление“ этого опыта не нужна, и не нужна, прежде всего, самому богословию. Она воспринимается, как это ни звучит странно, как какой-то чуждый и именно надуманный элемент в его писаниях… Не нужно „Софии“, ибо „достаточен“ Христос»[2].
Если София – абстракция, философский каприз, то почему такой мудрый человек, как профессор Булгаков, так ревностно держался за свою софиологию? Почему он так серьёзно относился к Софии, что даже ужасы Второй мировой войны не поколебали его «софийной» взволнованности?
В июне 1942 года отец Сергий Булгаков пишет предисловие к «Невесте Агнца», которая стала последней частью его Большой богословской трилогии. В конце предисловия он говорит:
«Истины, которые содержатся в откровении о Богочеловечестве, в частности же в эсхатологическом его раскрытии, столь незыблемы и универсальны, что пред ними бледнеют, как бы изничтожаются в своём онтологическом значении даже самые потрясающие события мировой истории, которых свидетелями мы ныне являемся, поскольку мы их постигаем в свете Грядущего. А это Грядущее есть явление Церкви в силе и славе, вместе с преображением твари»[3].
Но ведь это настоящий скандал! Просто подумайте: известный мыслитель утверждает, что то, что написано в его книге, гораздо важнее событий, сотрясающих весь мир. Ведь речь идёт об ужасах Второй мировой войны! Это 1942 год! Самый разгар кровопролития! Может быть, отец Сергий был отшельником и не знал о том, что творится вокруг? Не знал о геноциде евреев, о битве за Москву, о тысячах умерших от голода в блокадном Ленинграде? Однако близкие ему люди сообщают, что отец Сергий живо интересовался тем, что происходит в мире, а критике расовой теории и судьбе еврейства он посвятил несколько очерков. Неужели софиология так ослепила ему глаза, что он остался бесчувственным к людскому горю? Неужели теологические построения важнее детских слёз и страданий миллионов? Ведь христианская мысль была настолько чуткой к этой теме, что после войны родилось целое направление богословия – «богословие после Освенцима».
Недалеко от города, в котором я живу, стоит большой деревянный крест. Это единственная память о белорусской деревне Ала. Во время войны нацисты согнали в эту деревню жителей окрестных деревень и сожгли живьём 1758 человек. Среди них было 950 детей. Это одна из тысяч – я повторю: тысяч! – белорусских деревень, сожжённых нацистами. И я повторю вопросы, которые задавали богословам все послевоенные годы:
Где был Бог?
Почему Он позволил совершиться такому зверству?
Можем ли мы простить Богу то, что Он сделал с этим миром?
И добавим ещё от себя вопрос лично к отцу Сергию Булгакову: неужели лишняя и надуманная теория важнее детских слёз?
Отец Сергий может ответить нам только через свои книги. Вот что он пишет в «Свете Невечернем»:
«Основные мотивы философствования, темы философских систем не выдумываются, но осознаются интуитивно, имеют сверх-философское происхождение, которое определённо указывает дорогу за философию»[4].
Для отца Сергия софиология не была выдумкой, ненужным придатком жизни, «игрой в бисер». Произведения Булгакова не дают оснований предположить, что этот человек испытывал некий раскол между жизнью и философией, для него это было единым целым, и более того, он всегда руководствовался принципом «primum vivere, deinde philosophare» – «сначала жить, а потом философствовать»[5]. И в том же предисловии к «Невесте Агнца» он подчёркивает, что эта книга, написанная ещё в 1939 году, прошла проверку
Цит. по: