Вода в графине – чудо из чудес,

      Прозрачный шар, задержанный в паденье!

      Откуда он? Как очутился здесь?

      На столике, в огромном учрежденье?

      Какие предрассветные сады

      Забыли мы и помним до сих пор мы?

      И счастлив я способностью воды

      Покорно повторять чужие формы.

      А сам графин плывет из пустоты,

      Как призрак льдин, растаявших однажды,

      Как воплощенье горестной мечты

      Несчастных тех, что умерли от жажды.

      Что делать мне?

      Отпить один глоток,

      Подняв стакан? И чувствовать при этом,

      Как подступает к сердцу холодок

      Невыносимой жалости к предметам?

      Когда сотрудница заговорит со мной,

      Вздохну, но это не ее заслуга.

      Разделены невидимой стеной,

      Вода и воздух смотрят друг на друга.

      Декабрьским утром черно-синим

      Тепло домашнее покинем

      И выйдем молча на мороз.

      Киоск фанерный льдом зарос,

      Уходит в небо пар отвесный,

      Деревья бьет сырая дрожь,

      И ты не дремлешь, друг прелестный,

      А щеки варежкою трешь.

      Шел ночью снег. Скребут скребками.

      Бегут кто тише, кто быстрей.

      В слезах, под теплыми платками,

      Проносят сонных малышей.

      Как не похожи на прогулки

      Такие выходы к реке!

      Мы дрогнем в темном переулке

      На ленинградском сквозняке.

      И я усилием привычным

      Вернуть стараюсь красоту

      Домам, и скверам безразличным,

      И пешеходу на мосту.

      И пропускаю свой автобус,

      И замерзаю, весь в снегу,

      Но жить, покуда этот фокус

      Мне не удался, не могу. ёё

      О здание Главного штаба!

      Ты желтой бумаги рулон,

      Размотанный слева направо

      И вогнутый, как небосклон.

      О море чертежного глянца!

      О неба холодная высь!

      О, вырвись из рук итальянца

      И в трубочку снова свернись.

      Под плащ его серый, под мышку.

      Чтоб рвался и терся о шов,

      Чтоб шел итальянец вприпрыжку

      В тени петербургских садов.

      Под ветром, на холоде диком,

      Едва поглядев ему вслед,

      Смекну: между веком и мигом

      Особенной разницы нет.

      И больше, чем стройные зданья,

      В чертах полюблю городских

      Веселое это сознанье

      Таинственной зыбкости их.

      Кто тише старика,

      Попавшего в больницу,

      В окно издалека

      Глядящего на птицу?

      Кусты ему видны,

      Прижатые к киоску.

      Висят на нем штаны

      Больничные, в полоску.

      Бухгалтером он был

      Иль стекла мазал мелом?

      Уж он и сам забыл,

      Каким был занят делом.

      Сражался