В саду Гефсиманском стоял Он один,

      Предсмертною мукой томимый.

      Отцу Всеблагому в тоске нестерпимой

      Молился страдающий Сын.

      «Когда то возможно,

      Пусть, Отче, минует Мя чаша сия,

      Однако да сбудется воля Твоя…»

      И шел Он к апостолам с думой тревожной,

      Но, скованы тяжкой дремо́й,

      Апостолы спали под тенью оливы,

      И тихо сказал Он им: «Как не могли вы

      Единого часа побдети со Мной?

      Молитесь! Плоть немощна ваша!..»

      И шел Он молиться опять:

      «Но если не может Меня миновать —

      Не пить чтоб ее – эта чаша,

      Пусть будет, как хочешь Ты, Отче!..» И вновь

      Объял Его ужас смертельный,

      И пот Его падал на землю как кровь,

      И ждал Он в тоске беспредельной.

      И снова к апостолам Он подходил, —

      Но спали апостолы сном непробудным…

      И те же слова Он Отцу говорил,

      И пал на лицо, и скорбел, и тужил,

      Смущаясь в борении трудном!..

      О, если б я мог

      В саду Гефсиманском явиться с мольбами,

      И видеть следы от Божественных ног,

      И жгучими плакать слезами!

      О, если б я мог

      Упасть на холодный песок

      И землю лобзать ту святую,

      Где так одиноко страдала любовь,

      Где пот от лица Его падал, как кровь,

      Где чашу Он ждал роковую!

      О, если б в ту ночь кто-нибудь,