Я посмотрела на это замызганное создание, и мне захотелось потянуться через невидимое ограждение и взять его за руку. (Такое было не позволено, вообще невозможно: ограждение оттолкнуло бы меня, болезненно ударив током.)

      Волосы у него…

      Так. Мне надо прекращать говорить «оно». На табличке написано, что это самка, значит, это «она»…

      Волосы у неё висели свалявшимися прядями. Наверное, они понравились бы мне, будь они чистыми. Её бледную безволосую кожу усыпали пятнышки потемнее («веснушки», вот как они называются на её языке). Её одежда походила на ту, что носили другие люди в Зоне Земли. На ней были штаны из грубой на вид ткани и толстая и объёмистая вещь оттенком посветлее сверху, а ноги были обуты в большие ботинки, закреплённые переплетённым шнуром.

      Её лицо было грязным, с дорожками от слёз, а покрасневшие глаза влажно блестели. Она плакала (это нормально – люди часто так делают), хотя действующий на атомном уровне препарат, который ей дали, подавил большинство её основных когнитивных функций…

      (Погодите. Это не слишком сложно? Филип считает, что мне стоит написать: «Ей дали медикаменты, из-за которых её мозг замедлился». А это, я полагаю, почти то же самое. Предоставлю решать вам.)

      Несмотря на это, в её глазах виднелся проблеск жизни. Возможно, дозировка была неточно рассчитана, или она обладала устойчивостью к некоторым препаратам.

      Как бы то ни было, она посмотрела на меня, и я изумилась, до чего же человеческие лица выразительны.

      Она приложила ладонь к груди, и мне на краткий миг показалось, что она делает знак Сердечных, но – само собой – это было не так.

      Она напряжённо посмотрела на меня и сказала:

      – Та-ми.

      Только это: два этих слога.

      Затем она повторила:

      – Та-ми.

      Я оглянулась через оба плеча, но никто на меня не смотрел, так что я вытащила свой ПП и засняла это. Общаться с экспонатами не запрещалось прямым текстом, но и не поощрялось тоже.

      «Это что, её имя?» – подумала я.

      Я повторила слоги, которые она произнесла, хоть мне было и нелегко воспроизвести такие звуки.

      – Та-ми, – сказала я.

      Она кивнула и сделала странное лицо, будто ей одновременно хотелось засмеяться и заплакать, чего я не поняла – и до сих пор до конца не понимаю. Человеческие существа чудные.

      Я сымитировала её жест и назвала своё имя.

      Человеческая самка попыталась повторить его. Получилось совершенно не похоже на моё имя. Она попыталась снова – в этот раз вышло получше. Я пару раз потренировала звуки, а потом постаралась произнести своё имя так, чтобы она смогла его повторить.

      – Элли-энн, – сказала я, и её рот слегка растянулся в улыбке.

      Она с усилием моргнула и повторила его мне в ответ. Я обнаружила, что улыбаюсь ей.

      Затем её улыбка погасла, и она произнесла ещё два слога:

      – И-тан.

      Из динамика рядом с табличкой донёсся голос:

      – Ваше время истекло. Проходите дальше. За вами целая очередь желающих посмотреть на новый экспонат. Не задерживайтесь больше отведённого времени. Следующий.

      Человеческая самка понаблюдала, как я ухожу, а затем отошла и села на землю в глубине своего вольера, к которому уже приблизились два новых посетителя.

      «Та-ми», – сказала я сама себе, проходя мимо Ассистента-Советника, стоявшего с краю выставочного пространства.

      – Ты здесь уже в третий раз, кажется, – сказал АС. – Да ещё и с экспонатами общаешься? Я за тобой слежу.

      Вот только вслух он этого не произносил. Ему не нужно было – он просто пристально посмотрел на меня, и этого было достаточно.

      Вот так здесь всё и происходит. Все подчиняются правилам. Никто не выходит за рамки дозволенного.

      Всю дорогу до своего дома-капсулы я старалась сохранить невозмутимое