Степень взаимодействия. Дмитрий Янковский
Читать онлайн книгу.
ерного, тягучего бессознательного состояния было чудовищно тяжело. Ощущалось, как многочисленные нейронные связи в голове возникали одна задругой, словно кто-тоневедомый замкнул рубильник на электрическойподстанции, и от неево все стороны разбегаются волны ночных огней. Каждая вспышка высвечивала в голове отдельное воспоминание, но их было так мало, что не смотря на скупые искры света под черепом сохранялась почти непроницаемая вселенская тьма.
Воспоминаний не только было мало, но они, к тому же, не имели практически никакой глубины. Хорошо помнилось, лишь произошедшее вчера, куда хуже, происходившее позавчера, а события трехдневной давности уже тонули в черном клубящимся тумане забытья.
Состояние беспамятства воспринималось как до предела неестественное, болезненное, да оно и было таким. Сначала пробудились только древние инстинкты, состояния, потом проявились, прорезались, как молодая трава, слова. Каждому объекту в этом мире был условно присвоен набор звуков в качестве его обозначения. Это называлось… Снова полыхнула воображаемая вспышка под черепом, и вспомнилось слово «язык». И уже через секунду стало очевидно, что языков в мире много, но понятен только один – английский.
Снова связи, связи, слова, слова. Да, слова. Их придумали люди. Слова составляют язык. Единственный понятный язык – английский. И тут же снова лавина слов, понятий, определений. Ложка. Ей едят. Кнопка, на нее нажимают, чтобы привести в действие какое-либо устройство.
Есть еще органы чувств. Слух. Да, звуки. Их почти нет, только пульсирующий сигнал, ритмично пронизывающий пространство помещения. Зрение. Чтобы использовать зрение, надо открыть глаза.
Томас Кроссман открыл глаза и обвел взглядом небольшую больничную палату. Слова, целый вихрь слов завертелся в голове. Кроссман знал их все, понимал, что они обозначают, осознавал логические связи между ними. Но, когда буря из слов и понятий утихла под черепом, Кроссман понял, что не помнит, фактически, ничего. Точнее он помнил очень и очень многое, касающееся вида, к которому он принадлежал. Он – человек. Люди носят одежду, вступают в сексуальные связи, едят, катаются на автомобилях и летают самолетами. А то, что сейчас так противно пищит слева от кровати, называется пульсовым монитором. Оно предназначено для отслеживания физиологических состояний пациента. Кроссман – пациент. Пациенты лежат в больницах. Их лечат. Посетители приносят им апельсины и цветы. Потом пациенты выписываются, и едут домой. Заниматься сексом, ездить на автомобилях и самолетах, нажимая при этом кнопки и кушая ложками.
Все эти знания принесло вместе с вихрем слов, они спокойно осели, как оседает пыль после взрыва, и заняли свои места в положенных им отсеках разума. Но про собственную личность Кроссман не помнил ничего, ровным счетом. Кто он? Как его зовут? Почему он очутился в больнице? Богат он или беден? Каков род его деятельности? Есть ли у него родственники или друзья? Ничего. Гладкое место в памяти. Чистый лист. Да. Есть слово амнезия. Кроссман знал его и понимал, но это ничуть не улучшало ситуацию с интерпретацией собственной личности.
Личности попросту не было. Ее словно стерли ластиком, позаботившись, чтобы даже бороздок от карандашного грифеля не осталось на бумаге. Ров-нень-ко. Чисто.
Это было мучительно до тошноты. Мозг напрягался, пытался выудить из собственных недр хоть какой-то намек, хоть какую-то подсказку. Ничего. Двери памяти были заперты на стальные засовы и пригнаны так, что волосок не просунешь. От усилий голове зазвенело, и Кроссман предпочел снова закрыть глаза.
Еще есть такое понятие и слово, как «время». Странное слово. Тик-так. Это когда стрелка часов описывает круг за кругом, или когда атомы совершают определенное, строго отмеренное число колебаний. Или когда организм стареет. Вечное течение от порядка к хаосу, одна из причуд извечных начал термодинамики. Сколько времени Кроссман в больнице, он понятия не имел. Он даже не был уверен, что это больница. Слишком тесно. Нет окон. Бункер? Бункер, это защитное сооружение, или специальная яма с песком на поле для игры в гольф. Бывают еще какие-то бункеры, но тут мозг начал давать сбои, и вспомнить, какие именно, не удалось.
Затем возникло ощущение холода между лопатками. Точнее, этот холод Кроссман ощущал с самого начала, но лишь теперь осознал. И это был не просто холод, совсем не тот, что возникает, если прислониться спиной к холодной стене. Этот словно врастал в нервы, в позвоночник, в костный и спинной мозг, медленно вытягивая силы из тела. Кроссман поворочался, и ощутил между лопатками нечто твердое, словно на спине больничной рубашки был вшит карман, а в него заключен предмет в форме небольшой пластины, источающий холод.
Но тут новый звук заставил вздрогнуть и отвлечься – клацнул стальной засов на двери.
Кроссман открыл глаза, и едва не вскрикнул от неожиданности. Перед ним на пороге помещения замер очень странный человек, не вписывающийся в скудное представление Кроссмана о людях. Однозначно, это был мужчина. Огромный, ростом точно больше шести с половиной футов, широченный в плечах, как скандинавский бог, но с чертами лица, больше присущими японцу. Впрочем, габариты были не единственной и не главной