Кем был тогда, и кто сейчас – я не понимаю,

      Ведь суть прежняя моя не дожила до мая.

      Обратился я к нутру, внутри себя летаю,

      Сею семя нежных строк, готовлюсь к урожаю

      Новых мыслей, новых песен; но вдали лишь тьма глухая.

      Настала эра пустоты, а неуверенность в грядущем

      Ныне в воздухе витает, и пелена в глазах всё гуще.

      Огни города прекрасны. Они так юрки, вездесущи.

      Как они хочу я быть, словно робкий света лучик.

      Фрагмент утерянный от пазла, что собираю на коленях,

      Пред картиной, где нет зла; не настало его время.

      Делать это здесь опасно, бьют по рёбрам чьи-то тени.

      Что горело, то погасло. Одна свеча в подземной келье,

      И раскалённый воск из глаз на грудь сочится ожерельем.

      А ведь знаете, порой меня всего трясёт от злости,

      И в знак вопроса я хочу все согнуть чужие кости.

      Аккуратно проскользнуть пальцем внутрь глазницы

      И нащупать пустоту в черепе-темнице.

      Существо моё – тюрьма, а в ней я гордый узник.

      Буду биться головой. Злиться. Чувство грусти —

      Редкий гость, но коль придёт, то не отпустит.

      Река сознания течёт, топлю себя в её я устье.

      Но утонуть я не могу. Слишком слаб или задумчив.

      Может, просто не хочу, в конце концов, я ведь придумщик.

      Гонялся я за звёздной пылью, в упор не замечал планет,

      Над головой громадной тенью проносящихся в ответ

      Моим мольбам о постоянстве и укрытии от бед

      Во взаимной с кем-то ласке на протяжении трёх лет.

      Но теперь, когда остался сам с собою тет-а-тет,

      Я ловлю себя на мысли: навязали или нет?

      Одиночества стесняться, неполноценностью считать

      Нежелание нуждаться в тех, кто разнесёт опять

      В пух и прах порядок славный, поставит на душе печать

      Губами.

      Небрежно оттиск на тебе оставит со словами:

      «Никогда не быть нам нами; своими я займусь делами».

      И захлебнувшись в жалости к себе, я на мир пошлю цунами.

      Оно затопит континенты, добежит до облаков, их утащит в свои недра.

      Ну а я буду таков. Не подуют больше ветры тяжких перемен оков.

      Свою ценность потеряет глубина всех важных слов,

      Когда-то сказанных друг другу. Всё здесь вертится по кругу,

      Водоворот схватил за руку и потянул с собой на дно.

      Меня одно теперь волнует:

      ЕСЛИ МИР – ЭТО ВОДА, ТО К ЧЕМУ ВООБЩЕ СЛОВА?

      В пузырях гортанный воздух, такова теперь молва.

      Справедливая замена, виноват ты или нет, но пустословие запретно.

      Кому-то да, кому-то нет. За всех не в силах я решать,

      А тишина – не панацея, и из глубин восстанет рать

      Дать отпор всем тем «злодеям», врать которые посмели

      Об отношении халатном к чужим речам как вата сладким,

      Но беспочвенным в итоге, все как один не без осадка.

      Этот год прошёл украдкой.

      Но оставил за собой осиный разъярённый рой.

      Человечество в упадке, и старый я сказал б: «Постой.

      Хочу, чтоб всё было в порядке, новых козней нам не строй».

      Но меж порядком и упадком новый я нашёл покой.