На КПП (контрольно-пропускном пункте – для девушек) военной части представился пришедшему за мной офицеру – старшему лейтенанту с бледным, в оспинах, лицом и внимательными, как у милиционера, серыми глазами.

      – Из учебки связи, говоришь? Из Мирной? Морзянку принимаешь? А что еще делать умеешь? – спросил он меня.

      – Что командир прикажет. – Я улыбнулся.

      – Ответ правильный! – одобрил старлей. – Пойдем, отведу тебя на пункт управления ПВО. Может, сгодишься.

      Стоящее отдельно от старинных красных казарм небольшое двухэтажное здание из белого кирпича, куда меня сопроводил офицер, и оказалось пунктом управления противовоздушной обороны. На втором этаже, в "радиорубке", как я ее мысленно окрестил, перед ужасающих размеров приемником сидел маленький желтолицый служивый, с виду – татарин, с черными, будто нарисованными бровями, красивыми, как у девушки, глазами и вздернутым носиком. «На куклу похож», – подумал я. На погонах три лычки. Сержант! Перед своим офицером он поднялся, не выказывая особой поспешности:

      – Товарищ старший лейтенант, сержант Ермачев…

      – Вольно, – прервал его доклад старший лейтенант и, осмотревшись, подступил ко мне:

      – Так, что умеешь? Нам во взводе начальника ПВО нужны таланты. Иначе – в стройбат, к соседям. У них некомплект.

      – Там меня всему научат? – высказал догадку я.

      – Хм. Правильно мыслишь! – кажется, старлею я стал еще симпатичнее после второго верного ответа. Однако продолжить экзамен, пригоден ли младший сержант Олег Смелков, то есть я, для взвода начальника ПВО, не удалось. В «радиорубку» ворвался «целый» майор. Я узнал своего «знакомого» со станции. Здороваться, правда, не стал. Вряд ли он узнал, и вообще заметил там меня.

      Как ни был взволнован, судя по внешнему виду, майор, однако, замер на пороге. Усилием воли внимательно, серьезно, полностью, не перебивая, выслушал доклад старшего лейтенанта.

      – Вольно! У нас чепе, Хотабин! – сказал вслед за тем. – Столярка в Кяхте сгорела. Есть труп.

      – Ничего себе! – отреагировал Хотабин. – Как же это?..

      – Мне люди нужны. – Майор посмотрел на желтолицего сержанта. – Рота на учениях. Я в отпуск не успел уехать…

      – Ермачев – дежурный по Пункту управления, товарищ майор, – извиняющимся тоном сказал Хотабин.

      – А это кто? – Майор устремил свои светлые «ледяные» глаза на меня, стоящего по стойке смирно.

      – Младший сержант Смелков прибыл из учебки связи для прохождения службы в нашей части.

      – Служба началась, Смелков! – объявил майор. – За мной!..

      За КПП нас поджидал «уазик». Майор сел рядом с водителем. Я нырнул на заднее сидение и увидел вдруг знакомое лицо. Ха-ха! Парень из нашей учебки! Единственный задохлик среди богатырей-горняков с Донбасса, которые гоняли горьковских студентов в хвост и в гриву на том лишь основании, что призвались весной, а не летним спецнабором, как студенты. «Интересно, что он обо мне знает? – мелькнула тревожная мысль. – В учебке он был не на первых ролях».

      – Здорово! – приветствовал однокашника негромко. – Давно здесь?

      – Да с месяц уже. Привет!

      – Понятно. Я-то распределялся одним из последних… Что случилось?

      – Не знаю. Говорят, Длинный сгорел. Вовка Оболенов. Я у него помощником был в столярной мастерской.

      «Нормально устроился, – подумал я. – Работа в городе, в стороне от казармы. Запах воли, возможности всякие…»

      До места ехать оказалось недалеко. Тут, впрочем, все было близко, не считая Москвы, до которой – шесть тысяч километров. Пожарные с пепелища уже удалились. Беда случилась еще ночью. Следователь военной прокуратуры успел заслушать выводы криминалистов. Теперь рассказывал нашему майору, стоя в сторонке:

      – Клей нюхал ваш служивый, судя по всему. Банку рядом с ним нашли. Видно, нанюхался выше крыши. Решил потом закурить и вырубился. А вокруг опилки…

      Майор внимательно