ISBN 978-5-0053-9813-0

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Впервые я заметил его, когда возвращался из магазина «1000 мелочей», куда ходил приобрести сиденье унитаза, взамен внезапно разбившегося. Не очень уютно идти с такой вещью, пусть и запрятанной в сумку. Все – таки такой интимный предмет обихода.

      Выбрался я из подземного перехода. Солнце припекало уже всерьез, что для июня в Караганде совсем не редкость. Перешел проезжую часть и тут заметил его. Он сидел в тени дома, теперь в том месте пристроили что-то, а раньше это была советская девятиэтажка, торец которой украшало панно. На нём советская девушка, по-видимому, строитель, в футболке, комбинезоне на помочах и рукавицах, кажется, подавала команду крану. Позади неё прекрасный город будущего на фоне, может быть, земного шара и ракета, летящая к Луне.

      Бич был одет тепло, совсем не по-летнему, так, как почему-то одеваются все бичи. На седой голове его красовалась вязаная трикотажная шапочка. Когда-то она была в веселую радужную полоску, но теперь от времени и грязи имела вид довольно бледный. Из распахнутого, шерстяного жакета светло розового цвета, который также с трудом угадывался по причине все той же застарелой грязи, выглядывала байковая рубаха в голубенькую клетку. Рукава жакета рваные, манжеты еще более грязные, чем все остальное. Голубые джинсы, на удивление, были самой целой и чистой частью одежды. Завершали костюм мужчины глубокие галоши, надетые, по-видимому, все – таки по летнему времени на босу ногу. Сама нога по цвету мало отличалась от черно-серых галош.

      Бич сидел, скрестив ноги по-турецки, как раз на углу улицы Ерубаева (бывшая Кирова) и бульвара Нуркена Абдирова, названного так в честь нашего казахстанского Гастелло. В начале бульвара еще стоит ему памятник, на постаменте которого во времена перестройки к фамилии героя была добавлена еще одна – стрелка-радиста Александра Комиссарова, который, оказывается, тоже был в самолете в момент подвига.

      Бич сидел на картонке, видимо раньше бывшей ящиком холодильника. Просторную эту картонку вместе с мужиком занимал довольно упитанный с виду и довольный жизнью пес. На коленях бича устроилась пестрая кошка. Она спала, как только могут спать эти животные, когда чувствуют себя в полной безопасности и тепле. Глаза мужика были полуприкрыты и устремлены куда-то в бесконечность, что вместе с кирпично-бурым цветом круглого лица придавало всей фигуре какой-то неуместно скульптурный вид.

      Что-то в увиденной сцене запало мне в душу, и часть дальнейшего своего пути я размышлял о судьбе этого бича, о том, как попал он в такое положение, каково ему зимой, почему с ним эти животные, с которыми ему приходится делить свою, наверняка и так не слишком обильную еду. С удивлением я вспомнил, что на картонке не стояла чашка для милостыни. Считаю, что подавать милостыню нужно всегда, а тут прошел мимо. Ведь известно, что тот, кто просит милостыню и есть сам господь.