7 сентября 2774 года

      Лето выдалось дождливым. Лучи солнца редко озаряли наши померкшие лица. Незаметно настала осень, принеся с собой холодные ветра. Сольвейг не говорила о том, что произошло с ней в период с 13 февраля по 5 мая, до того, как она вернулась на планету Зиу. Но вернулась она одна. Я не задавал Сольвейг вопросов. Мне было достаточно того, что она жива, что я нашел ее. Ведь все считали, что Сольвейг и Вигман Адальберт погибли. Я хотел связаться с Хьярти, чтобы рассказать о Сольвейг, но она сказала, что это уже не имеет никакого значения. Я не понимал, как может не иметь значения то, что ей удалось выжить, но не стал возражать. Хоть я и не задавал ей вопросов, из головы моей не выходило, что, скорее всего, Вигман Адальберт погиб. С этим я и связывал ее замкнутость, молчаливость и задумчивость.

      К моему удивлению, Сольвейг стала часто вспоминать прошлое. Однажды вечером мы с ней сидели на скамейке у обрыва. Соленый ветер дул мне в лицо, от него слезились глаза. Фонарь, сияя мягким светом, парил в воздухе неподалеку. Солнце тонуло в океане, вместе с ним уходили ко дну и последние его лучи. Сольвейг рассказала, как много лет назад она впервые увидела здесь Сандара, они были совсем еще детьми. Тогда они вместе посадили ясень, что теперь раскинул свои ветви над нами. Она вспоминала, как на ее шестнадцатый день рождения Сандар подарил ей птицу. Тем холодным декабрьским днем Сольвейг рассказала ему о том, что получила письмо из «ЕО», о том, что ее родители больше не вернутся. Потом она рассказала, что именно здесь решилась отправиться в армию «Единого Ока» и сказала об этом своему другу, – 6 апреля 2764 года они покинули свою родную планету Зиу.

      – Больше десяти лет прошло с тех пор, – задумчиво закончила Сольвейг свой рассказ.

      Я взглянул на нее, ничего не ответив. Почему-то мне совсем не хотелось ни о чем вспоминать. Более того, даже когда я делал над собой усилие и искренне пытался вспомнить хоть что-то, воспоминания ускользали. Я мог размышлять лишь о том, что делать дальше. Я ведь даже не знал, встретилась ли Сольвейг с Игг Манне, но подозревал, что нет. Я был уверен, что в таком случае он точно не оставил бы ее в живых. Мне казалось, что любой, даже самый безобидный вопрос может ее ранить. Поэтому, боясь узнать о ее дальнейших планах и мыслях, я мог лишь догадываться.

      Никакая информация о том, что происходило по ту сторону Великого Солнца, нам не была известна. Ведь ни Сольвейг, ни я ни с кем не связывались. Мы жили будто на острове. Мне сложно было поверить в то, что еще несколько месяцев назад мы отчаянно боролись с «ЕО», были частью революции, частью того, совсем иного, мира. Нам было за что бороться, мы знали, что делать, и шли к своей цели. Возможно, мы достигли ее.

      Единственное воспоминание, которое мне удалось осознать, – планеты Йера больше нет. Когда Хьярти сообщил об этом, для меня это были просто слова, я не осознал всю их глубину и фатальность. На тот момент я думал о том, как найти Сольвейг, а когда нашел – о том, что это чудо. Теперь я все осознал. Вероятно, из-за этого мне ни о чем и не хотелось вспоминать, ведь было разрушено то место, откуда берут начало любые воспоминания, – родина. Возможно, все это и стало причиной тому, что появилось это неприятное чувство, будто земля уходит из-под ног. Когда я поделился своими переживаниями с Сольвейг, она не задумываясь сказала: «Ты потерял свои корни».