Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева. Александр Белов
Читать онлайн книгу.
только светил науки.
Один врач, по виду главный «по шеям», говорит:
– Сейчас операционная освободится – резать будем. Вы сильно похудели…
– Как резать?
– А что же мы на ваш лимфодермит смотреть будем?
– Я не желаю, – слабо протестую я.
– Пожалуйста, пиши отказ от госпитализации и вали ко всем чертям, – врач неожиданно переходит на ты. Ныне никто никого насильно не лечит… Однако имей в виду: ты выбираешь сам – операция или смерть. Гной войдет в плевральную область, прорвется внутрь, и каюк тебе.
– Можно подумать?
– Думать некогда: жизнь или смерть!
Эта фраза: «жизнь или смерть!» – меня поразила в другом смысле: «Как, разве я еще не умер, разве есть средство, которое спасет меня?» И я буквально выдавил из себя, чувствуя себя предателем караваевского дела: «Согласен». Почему-то я считал, что я должен был умереть, как Караваев, но не отдавать себя в руки врачей… Может, всплыли воспоминания о прочитанной в детстве книге о Павле Корчагине?
Разговоры во время операции о запеченном палтусе
– Ты что делал? У тебя вся кожа на шее слезла!
– Скипидаром натирался.
Скептическое молчание окружающих…
И вот две молоденькие сестрички бойко командуют мной: «Вставай, снимай одежду!» Я послушно снимаю, думая, что попал в ад. «И трусы!» – сестрички серьезны, требовательны и не терпят возражений. И вот я стою совершенно голый перед двумя девушками. Хотел было пошутить на счет мужского естества, не подвластного рассудку, да взглянув на суровые лица сестер, осекся, да и голос у меня пропал от боли – не до шуток. Меня укладывают на каталку и завертывают, как младенца, в какую-то теплую ткань. Затем каталка, пересчитав все рытвины и неровности, сотрясаясь на поворотах, как телега без рессор, выезжает на улицу. Меня везут в операционную. Ветер воет в ушах и невероятным холодом обдувает мою мгновенно взмокшую голую шею, как раз не укутанную в теплую ткань. Но руки у меня под одеялом, и я даже не могу обтереть пот.
В сияющей, как большой театр, операционной мою голову накрывают пропитанной спиртом белоснежной простыней. Я буквально задыхаюсь под ней от ненавистных паров спирта. Вот приходит врач. Его появление сродни появлению иерарха: «Укольчик. Болевая чувствительность снимается новокаином, а вот тактильная – нет, так уж ты терпи».
– А чего это у него кожа такая? – спрашивает операционная сестра.
– Скипидаром натирался.
Опять скептическое молчание. Мою шею мнут и режут, режут и мнут.
– Эй, Александр, – слышу я голос врача, – ты жив или нет, скажи что-нибудь.
Сказать у меня ничего не получается.
– Ну, или подай какой-нибудь знак, не молчи как партизан, а то мы тут думаем и уж не знаем – жив ты или нет.
Да и я сам не знаю. Однако с трудом достаю руку из-под простыни и каких-то тяжелых покрывал и машу врачам и сестрам – своеобразное приветствие. Операция продолжается.