Колдовской ребенок. Дочь Гумилева. Елена Чудинова
Читать онлайн книгу.
как-то торжественно просияло, – меж собой говорим попросту Вавиловский.
– Вот оно что, – Энгельгардт улыбнулся, согревая стекло в ладонях. – Вы, стало быть, начинаете свое поприще в институте вашего кумира.
– Не просто в его институте! – Задонский опрокинул рюмку, словно пил водку. Отсутствие опыта, каковое, впрочем, исправляется весьма споро. – У самого Николай Ивановича. Я как раз сегодня от него.
– Вот оно как. – Энгельгардт с удовольствием смотрел в воодушевленное лицо вчерашнего студента. Молодость неизбежно творит кумиров. Но этот, по крайности, выбрал на сию роль достойного. – Легендарный Вавилов, что питался неделю одними акридами, но добрался до афганской глуши, куда ранее не ступала нога европейца?
– Не смейтесь, я счастлив сегодня.
– Я не смеюсь, Юрий Сергеевич, я сорадуюсь. Ну, рассказывайте, рассказывайте. И сами ешьте эти буше, это в ваши годы на сладкое тянет всерьез. Итак, Вавилов предложил поступить под его руководство?
– Не совсем так… – Задонский, еще полный доверху впечатлениями, все не мог оторваться мыслями от встречи с академиком. – Николай Иванович мне предложил выбор: либо заниматься пшеницей у него, либо попробовать один метод… Новый метод… Есть такой самоучка, но, говорят, талантливый. Некто Лысенко. Он тут надумал искусственно яровизировать сорта. Если получится у него – может выйти прелюбопытно. Николай Иванович хочет дать ему шанс…
– Разве вы не любите рисковать? – дружелюбно поддел Энгельгардт.
– Нет, я не из осторожности… Две причины, но обе глупые.
– Валяйте, делитесь со стариком… Всё одно спишу на вашу молодость любую глупость.
– Мне… – Задонский замялся. – Мне неприятен Лысенко. Манера говорить… Такой простой, якобы грубый, но сладкий, будто леденцов переел. Самых ядовитых, знаете, на палочке. И будто эти леденцы из него так и точатся – дотронешься, а он липкий. Но это же впрямь ребяческие эмоции.
– Когда как. – Энгельгардт даже не улыбнулся. – А вторая причина?
– Она еще глупей. Мне, дураку, кажется почему-то, что ничего с этой яровизацией не выйдет. Вавилов разрешает попробовать, а я, видите ли, сомневаюсь. Даже уверен – пустое это.
– Э, Юрий Сергеевич… Придет время, увидите, даже великие из великих иной раз ошибаются. И их величия это отнюдь не умаляет. Но вы ведь, я чаю, доверились себе?
– Да.
Задонский, с рюмкой невкусного коньяку, мало еще чем отличного для него от невкусной водки, но зато позволяющей в полной мере ощутить серьезность перемены в судьбе, прошелся по комнате. Через растворенные окна доносились со двора крики играющих детей.
Энгельгардт неожиданно прислушался.
– Как это все же скорбно… Простите, я о своем, о филологии… Слышите, что кричат детишки?
– В прятки, верно, играют… Или в салки… Считаются. – Задонский невольно прислушался следом.
– Не годится! Заново! – звонко захлебывался голосок внизу:
Эни-бени-рики-факи,
Турбо-урбо-сентябряки,
Дэо-дэо-краснодэо
Бац!
– Готы