Колдовской ребенок. Дочь Гумилева. Елена Чудинова
Читать онлайн книгу.
ветром, достал сложенный вчетверо листок бумаги. – Возьми. Это тебя ни к чему не обязывает.
Лист бумаги, той, что теперь варили в огромных количествах – дрянной, но по три-четыре закладки влезавшей с копиркою в пишущую машинку, в самом деле в этой машинке побывал. Цифры, набитые на нем, холодно отстранялись от живой жизни человеческого почерка. Телефонный номер. Ни единого слова к нему в довесок.
– А номер-то московский, – Энгельгардт, усмехнувшись, небрежно сунул листок в карман. – Стало быть, интерес покуда носит немного частный характер. Без помощников здесь, прямая связь.
– Не то чтобы частный. Но паранормальными явлениями занимаются сейчас только в Москве. – Солынин тускло улыбнулся. – И в лагерях. Но да, это домашний телефон Бокия. Но «Шифровальный отдел», так называется центр лабораторий, утвержден официально. Самим Дзержинским. Это не инициатива одного лица, отнюдь.
– Так я и понял. Ну что же, – Энгельгардт перекинул трость из руки в руку. – Мне сдается, мы исчерпали тему разговора. Расстанемся на том. Полагаю, дальнейшие мои дела тебя уже касаться не должны. Прощай.
Солынин, не ответив, резко повернулся и зашагал по набережной прочь. Некоторое время Энгельгардт смотрел вслед другу молодости – на его тяжело ссутулившиеся, словно под бременем предательства, плечи. Предавать нелегко, это трюизм.
Но, едва отведя взгляд, Эгнельгардт очевидно задумался о другом, более насущном. Краткий, горький смех вырвался у него.
– Это невообразимо, – проговорил он наконец, обращаясь в промозглую пустоту. – Невообразимо. Страной управляют клинические идиоты.
1934
Глава XII. Юные души
Этой весной Лена чаще, чем когда-либо, ходила в Летний сад. Бродила по аллеям, садилась почитать всегда на одну и ту же скамейку, напротив Навигации. Прогулки свои Лена совершала одна, непременно и только одна. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Она одновременно и нуждалась в уединении, и тяготилась им. Дедушка прав: юные годы на самом деле – испытание, притом нелегкое.
Только вот даже об этом теперь поговорить с дедушкой почему-то не получается. В детстве она рассказывала ему всё, то есть всё, что хотела. По крайней мере, то, что можно было рассказывать взрослым. Про Надежду Павловну, к примеру, рассказывать не стоило. Впрочем, а была ли она, Надежда Павловна? Может статься, Лена самое ее сочинила, тем паче – куда-то делась единственная записочка.
А теперь – даже с дедушкой не так. Хочется быть прежней, откровенной и свободной, а не выходит. С мамой и бабушкой еще того хуже. Мама чуть что тревожится, что ей можно рассказать? А с бабушкой Лена всегда скорее играла роль внучки, какой должна быть в бабушкином представлении. Не притворялась, но так выходило проще.
Одной сейчас лучше, особенно после школьного дня. Все сделались вдруг новыми, неожиданными. Только разве учителя, особенно нелюбимые, остались те же самые – с нудным энтузиазмом, который никого не мог ввести в заблуждение.
Как