Римский Папа шел после тяжелого утомительного дня в свои покои походкой смертельно уставшего старого человека, гордо, величественно неся свою седую голову. Тяжелые думы не отпускали его и здесь, хотя день был уже окончен и он имел полное право отдохнуть и расслабиться.

      Эти проклятые кардиналы и инквизиторы требовали смерти и еще раз смерти. Так они боролись за чистоту христовой веры. Казалось, весь мир сошел с ума, бросившись в пропасть вниз головой.

      То ли бесконечная вереница костров, с горевшими на них еретиками, давила на его душу, то ли страшное, кровопролитное восстание крестьян в Испании недавно, тяготило его…. Как знать, как знать…

      На душе было тягостно и неспокойно. Потенциальные возможности его как теурга, направленные на объединение и укрепление католического эгрегора, дали, к сожалению, совсем не те результаты, о которых он мечтал в юности.

      Мечты, к несчастью, часто разбиваются о холодную расчетливость этого убогого жалкого мира.

      «Что делать?» – этот вопрос давно мучил Помазанника Божьего. Он словно чувствовал, что уже долгое время делает что-то не то. Но что-то кардинально изменить не хватало ни сил, ни времени, ни желания….

      Багровое солнце уже заходило. Последние лучи закатного солнца разбивались о складки черных штор красного зала.

      Что-то ускользающе-таинственное было в этих бледных сумерках. Папа ощутил как вечность, словно соприкасается с ним своей невидимой полой. И каждый его шаг словно приближал его к вечности и бессмертию….. Или ему так казалось?

      Вместе с солнцем, казалось, уходила сама жизнь. Уходила жизнь вместе со временем прожитых лет. Поступь старого кардинала была тяжела, но фигура, осанка еще хранила былое величие.

      Быстро наступающие сумерки предвещали конец бездонного дня и возможность наконец-то расслабиться…. Черный вторник наконец-то подходил к концу.

      Неясная тень мелькнула перед ним, материализовавшись в одетое во всё черное монаха, с опущенным капюшоном. Монах, согнувшись, неловко упал на колени, едва не свалив божьего Ставленника наземь, и крепко обхватил его колени.

      Разговаривать ни с кем категорически не хотелось. Папа давно уже растерял всех своих друзей после избрания его на престол. Да и были ли они друзьями?

      Папа автоматически перекрестил монаха, протянул руку с перстнем для поцелуя, и, бормоча слова благословения, быстро двинулся в свои покои, рассчитывая отвязаться от возможного просителя.

      Но монах неотвязно шел за ним.

      – Выслушайте меня! – услышал Папа мелодичный звонкий голос, и дыханием Вечности дохнуло на него от этого голоса.

      – Не сегодня, сын мой, не сегодня, – проговорил священник, продолжая идти не оборачиваясь.

      – Приходите завтра, запишитесь в канцелярии на аудиенцию, и я приму вас, если будет свободное время.

      Папа быстрым шагом прошел в свои покои, удивившись по пути отсутствию слуги.

      Монах не отставал от него. Проследовав в покои Главы католического мира, как в свои собственные.

      – Выслушайте меня, мой господин! Дело не терпит