Шри Аурбиндо. Иша Упанишада. Шри Ауробиндо
Читать онлайн книгу.
rel="nofollow" href="#n7" type="note">[7] Нелогичные теории, которые расходятся с разумом, теории, которые, вместо того чтобы основываться на наблюдаемых законах, повисают в воздухе, могут быть приведены в изобилии. Майя же факт, а не теория; она – не просто продукт логики или умственных размышлений, но результат внимательного наблюдения, будучи вместе с тем неопровержимой с помощью логики и недосягаемой для умозрительных рассуждений.
Одно из наиболее примечательных проявлений Авидьи в человеческом сознании, по своей природе и законам действия представляющее близкий аналог своей прародительнице, – это способность порождать образы, которые могут либо раствориться впоследствии в произведшем их индивидуальном сознании, либо пережить его. Однажды в некой стране некто по имени Шекспир силой своей Авидьи, своей способности представлять то, чего не существует, создал новый мир. Этот мир в той же мере реален и нереален сегодня, как тогда, когда Шекспир его создал или, по более точному выражению Веданты, asṛjata, испустил его из каузального мира внутри него самого. Внутри того мира Яго реален для Отелло, Отелло – для Дездемоны, и все они реальны для любого сознания, которое на время способно абстрагироваться от этого мира, его самопроизвольно возникающей среды, и вступить в мир Шекспира. Мы воспринимаем их, наблюдаем за ними, узнаем о них все больше, видим их действия, слышим их речь, испытываем сострадание к их горестям и печалям; и даже когда мы возвращаемся в свой мир, они не всегда покидают нас, порой оставаясь с нами и влияя на наши поступки. Пока потрясающая сила воздействия поэтического творения на формирование истории и жизни в должной мере еще не оценена; ведь в конце концов именно Ахиллес, быстроногий сын Пелея, как громом, поразил Азию во главе своих легионов, протащил Батиса за своей колесницей, поверг в прах Иранца, – Ахиллес, сын Пелея, который никогда не существовал иначе, как в виде образа; более того, разве всеведущая наука не говорит нам, что никогда не жил даже его творец, что имя Гомера каким-то образом досталось нескольким не связанным между собой поэтам, обозначая их всех вместе взятых? Тем не менее эти образы, которые мы представляем в качестве реальных и подтверждаем их реальность своими словами, мыслями, чувствами и порой даже поступками, всегда были такой же фантазией, как сон, мираж, фокусник на веревке, и это нам прекрасно известно. Нет ни Отелло, ни Яго, ни Дездемоны, они просто вариации имен и форм – не Шекспира, но Шекспир им имманентен, и именно потому, что Шекспир им имманентен, они существуют до сих пор. Мы присуждаем звание великого поэта, Создателя или Творца, однако, именно тому, кто лучше остальных способен порождать этих детей иллюзии, эту странную гармоничную Майю, хотя другие, возможно, изящней связывают слова или более ловко нанизывают эпизоды. Параллель между такого рода работой воображения и творением феноменов, равно как между отношением автора к своим созданиям и Обусловленного Брахмана – к Его созданиям, поразительно близка,