В тот час, когда в последний раз прощался

      Рассвет печальный с плачущей землей,

      Младой Адонис на охоту мчался:

      Любовь презрел охотник удалой.

           Но путь ему Венера преграждает

           И таковою речью убеждает:

      «О трижды милый для моих очей,

      Прекраснейший из всех цветов долины,

      Ты, что атласной розы розовей,

      Белей и мягче шейки голубиной!

           Создав тебя, природа превзошла

           Все, что доселе сотворить могла.

      Сойди с коня, охотник горделивый,

      Доверься мне! – и тысячи услад,

      Какие могут лишь в мечте счастливой

      Пригрезиться, тебя вознаградят.

           Сойди, присядь на мураву густую:

           Тебя я заласкаю, зацелую.

      Знай, пресыщенье не грозит устам

      От преизбытка поцелуев жгучих,

      Я им разнообразье преподам

      Лобзаний – кратких, беглых и тягучих.

      Пусть летний день, сияющий для нас,

           В забавах этих пролетит, как час!»

      Сказав, за влажную ладонь хватает

      Адониса – и юношеский пот,

      Дрожа от страсти, с жадностью вдыхает

      И сладостной амброзией зовет.

           И вдруг – желанье ей придало силы –

           Рывком с коня предмет свергает милый!

      Одной рукой – поводья скакуна,

      Другой держа строптивца молодого,

      Как уголь, жаром отдает она;

      А он глядит брезгливо и сурово,

           К ее посулам холоднее льда,

           Весь тоже красный – только от стыда.

      На сук она проворно намотала

      Уздечку – такова любови прыть!

      Привязан конь: недурно для начала,

      Наездника осталось укротить.

           Верх в этот раз ее; в короткой схватке

           Она его бросает на лопатки.

      И быстро опустившись рядом с ним,

      Ласкает, млея, волосы и щеки;

      Он злится, но лобзанием своим

      Она внезапно гасит все упреки

           И шепчет, прилепясь к его устам,

           «Ну нет, браниться я тебе не дам!»

      Он пышет гневом, а она слезами

      Пожары тушит вспыльчивых ланит

      И сушит их своими волосами,

      И ветер вздохов на него струит…

           Он ищет отрезвляющее слово –

           Но поцелуй все заглушает снова!

      Как алчущий орел, крылом тряся

      И вздрагивая зобом плотоядно,

      Пока добыча не исчезнет вся,

      Ее с костями пожирает жадно,

           Так юношу прекрасного взахлеб

           Она лобзала – в шею, в щеки, в лоб.

      От ласк неукротимых задыхаясь,

      Он морщится с досады, сам не свой;

      Она, его дыханьем упиваясь,

      Сей дар зовет небесною росой,

           Мечтая стать навек цветочной грядкой,

           Поимой щедро этой влагой сладкой.

      Точь-в-точь как в сеть попавший голубок,

      Адонис наш – в объятиях Венеры;

      Разгорячен борьбой, розовощек,

      В ее глазах прекрасен он без меры:

           Так, переполнясь ливнями, река

           Бурлит и затопляет берега.

      Но утоленья нет; мольбы и стоны,

      Поток признаний страстных и похвал –

      Все отвергает пленник раздраженный,

      От гнева бледен, от смущенья ал.

           Ах, как он мил, по-девичьи краснея!

           Но в гневе он еще, еще милее.

      Что делать