Угловая комната. Тимур Валитов
Читать онлайн книгу.
Говорила мне:
– Bonjour! – с почти арабским выговором.
– Еще бы загорела немного – за свою бы сошла, – смеялся я.
Бабушка попросила официантку сфотографировать. Объяснила:
– В садике покажу.
– А когда в садик?
– После праздников – завтра еще отпуск, слава богу. Я им книжку твою носила – сказали, очень уж грустная.
– Грустная.
– И мата много.
– Много.
– Можно ведь без мата.
– Можно и без мата.
Бабушка посмотрела на меня, подумала:
– А мне не мешало, – сказала наконец, – пусть даже с матом. А в садик зря носила, наверное.
Мы спустились в метро, доехали до Сити, вышли: дождь. Бабушка выглядывала из павильона, потом фотографировала через стекло, потом заключила:
– Вот ведь зараза – дождь.
Дошли подземным переходом до торгового центра. Поднялись в мебельный, бабушка полюбовалась диванами. Приглядела один с шестью цифрами на ценнике – для дачи.
– Дачу-то где взять? – спросил я.
– Что же мне – вечно в садике сидеть? Будет семьдесят – уволюсь, продам квартиру. Отправимся с отцом на дачу.
Зашли в кофейный, я купил домой капсулы. Продегустировали кофе – по две чашки.
– Мне больше не наливать, – сказала бабушка. – А то до дачи не доживу.
Купили ей что-то в поезд, поели. Поехали обратно на Курский, забрали из камеры чемодан. Бабушка начала рыться в вещах, достала мне пирамидку:
– Я думала, внутрь свечка вставляется. Уже в отеле поняла, что она не открывается.
– Ничего, без свечки постоит. Спасибо.
– Еще нуга есть – три килограмма. Отломить тебе?..
– Не надо, я сладкое не очень.
Бабушка подумала и не стала спорить:
– Даже если надо – не отломлю: она как каменная.
Нашли поезд. Закинул чемодан на полку, засомневался:
– А сама сможешь снять?
– Меня Миша встретит.
Стали прощаться, бабушка спросила, когда приеду.
– Только на свадьбу, – и опять про экзамены, про конференцию.
– Ну, звони тогда, – сказала бабушка, но позвонила сама – ровно через сутки: участковый врач, две скорых, инсульт. На заднем плане Миша громко объяснялся с завотделения, то и дело что-то гремело.
Потом Боря с Серебренниковым. Потом Боря с Ксюшей и Васей. Потом те же и Фарик. Потом только Фарик. В перерывах – мама, бабушка, пропущенные от Полины.
Потом снится дача – так и не купленная, никогда не существовавшая, составленная из случайных деталей: самовар, тарелка слив, фиалки на подоконниках. Отец проглатывает водку, поднимается, говорит: пора. Выхожу во двор, отец следом: выносит чемодан, бросает в багажник. Появляется бабушка: она не едет, на ногах тапки – с крыльца не сойти. Мы прощаемся, отец бьет по гудку, торопит – и уже курит на перроне: как-то особенно, с тоской. Возьмет ртом воздух – так и ждешь, что вот-вот скажет, – а он помнет губами и снова за сигарету.
Объявляют. Отец кладет мне ладонь на плечо, едва пинает чемодан: не забудь. Уходит. Вдалеке выворачивает