Он покачал головой.

      И, глядя, как она ест, он вдруг абсолютно не соответственно моменту, вспомнил, что давно уже забросил работу, давно не испытывал уколов радости в сердце, когда оно обливалось горячей волной в предвкушение необычной, интересной находки, когда работа идет, когда работа ладится и сама ведет его за собой. Он затосковал, молча глядя, как она жадно ест, роняя крошки на стол, на пол, и не мог отвести взгляда.

      – Я потом все уберу, подмету, – сказала она. – Там нас так плохо кормили… Хотя, что я говорю, ты сам видел, что мы ели… А это ты в ресторане заказал? Вчерашний обед, да? Вчерашний борщ, между прочим, вкуснее, отстоявшийся… А! Я забыла сметану… Достань, пожалуйста… – она говорила торопливо и с таким видом, будто то, что сообщала было очень важно и надо было поскорей все сказать, частила, тараторила, не ожидая ответов на свои вопросы, и так же торопливо ела. – Мы там тоже так быстро кушали, кухня маленькая, сам видел, и наша палата ела в две смены, а если мы были в первой смене, остальные, кто ждал, стояли прямо за спинами, дышали в затылок, как бы торопили… Ты когда в самом начале принес котлеты киевские и жареную картошку – помнишь? – я тогда есть не хотела, не было аппетита, была подавлена, тогда еще не привыкла к новым условиям и угостила одну больную, и потом не могла избавиться от неё, она всюду, как тень ходила за мной, особенно, когда ты навещал, ждала подачки, ну, ты видел сам…