Делалье сам вкатывает сервировочный столик с чаем и кофе и располагает его рядом с моим стулом. У него трясутся руки, когда он наливает темную жидкость в чайную чашку, ставит ее на блюдце, потом на стол и пододвигает ко мне.

      Я жду, пока он наконец не усядется, и делаю маленький глоток. Это какой-то странный, нестерпимо горький напиток. Совсем не то, что я ожидал. Я мельком смотрю на него, удивленный тем, что такой человек, как Делалье, начинает день с такого крепкого напитка с отвратительным вкусом. Кажется, я начинаю его за это уважать.

      – Не так уж и ужасно, – замечаю я.

      Он расплывается в такой широкой и довольной улыбке, что я сомневаюсь, правильно ли он меня расслышал. Он весь светится, когда говорит:

      – Я обычно добавляю сливки и сахар. Гораздо вкуснее и…

      – Сахар. – Я ставлю чашку на блюдце. Сжимаю губы, скрывая улыбку. – Кладете сахар. Конечно же. Так намного вкуснее.

      – Не хотите ли попробовать, сэр?

      Я жестом останавливаю его и отрицательно качаю головой.

      – Отзовите поисковые партии, лейтенант. Мы прекращаем дневное патрулирование и переходим на ночное, после наступления комендантского часа. Вы остаетесь на базе, – говорю я ему, – где Верховный будет отдавать приказы через своих подчиненных. Выполняйте все его распоряжения по мере их поступления. Я сам поведу группу. – Я делаю паузу. Смотрю ему в глаза. – Никаких утечек быть не должно. Ничего, что могло бы дать гражданским повод для ненужных разговоров. Вам ясно?

      – Так точно, сэр, – отвечает он, забыв о кофе. – Я тотчас же отдам приказ.

      – Хорошо.

      Он встает.

      Я киваю.

      Он уходит.