Восемь розовых слонов. Андрей Юрьевич Орлов
Читать онлайн книгу.
в психлечебнице, задержалась там на пару лет и была отпущена на волю. Проблемы с головой – приятная традиция в чинном семействе… Писатель Рахметов грешил по молодости – кража книг из районных библиотек, похищение импортной печатной машинки из приемной деканата, манипуляции на оптовом книжном рынке в девяностые, едва не завершившиеся посадкой. Понятно, почему он стал писателем. Майору Корнилову три года назад инкриминировали изнасилование несовершеннолетней абхазской девушки по ходу несения службы в миротворческом подразделении. Разгневанные родственники бились грудью в ворота части, но быстро выяснилось, что девушка не в претензии, лично ей преступление понравилось, и сажать такого бравого офицера в сложное время – занятие расточительное.
Одутловатому господину Баеву восемь лет назад… я чуть не икнул! – предъявляли обвинение в распространении детской порнографии. Возможно, не было распространения, да и не вязался образ «гробовщика» со столь порочным занятием. Заявление написала жена – отнюдь не образец верности и добродетели, она же забрала обратно, но жизнь человеку подпортила. Достопочтенная Римма Марковна до выхода на пенсию трудилась бухгалтером в крупном столичном универмаге и едва не пошла по делу казнокрадов. Вовремя выяснилось, что она ни в чем не виновата, в отличие от всех тех, кто ее окружал. Софья Моретти чуть не села в конце девяностых – за избиение женщины на квартире у последней. История была отвратительная, связанная с лесбийским треугольником, но виновная сторона откупилась. Потерпевшая не настаивала на возбуждении уголовного дела, видимо, не хотела размахивать грязным бельем…
Дама, завершившая список, в среду явилась на прием. Камера, установленная над дверью в гостиную, работала. Из чего явствовало, что оставаться тет-а-тет с клиенткой доктор Краузе побаивался. Впрочем, звук не шел. Я таращился в монитор на втором этаже и окуривал комнату. Дама была ощутимо в теле, особенно в части бюста, но назвать ее толстой было бы неправильно. Имелась в ней грация. Она одевалась неброско, немарко, хотя и не сказать, что дешево. Длинная юбка, строгий жакет, жесткие волосы спускались на плечи. Сессия продолжалась пятьдесят минут. Я видел в кадре лежащую на кушетке женщину, а в левом верхнем углу – размытый лик психоаналитика. Он постукивал карандашом по блокноту, поглядывал на часы. Посетительница что-то говорила, хмурилась – она не видела ни камеры, ни доктора. Постепенно лицо ее мрачнело, нещипаные брови сдвигались. Потом она села, продолжала говорить, не глядя на Краузе. Карандаш застыл, мутное око аналитика обрело осмысленность. Он явно насторожился. Продолжения не последовало. Доктор Краузе изобразил непереводимую гримасу, покосился на камеру, сунул руку под стол, и экран погас. Я пожал плечами и перебрался в Интернет.
К окончанию сессии я был на посту – в полумраке галереи второго этажа. Софья Моретти вышла из гостиной, виляя крепкими бедрами. Покосилась в черноту пролета (почему у всех такая