Motherfuckers. Уличная банда с анализом. Сборник статей
Читать онлайн книгу.
дистанцию по отношению к нашей истории. Любая работа по окончании предполагает удовлетворение и творца, обжигающего горшок. Поэтому художник, если он должен претерпеть несчастья своего времени, должен порвать себя и все на себе, но пройти через это и выйти с законченной формой. Такое непрерывное челночное движение и напряжение, постепенно возрастающее до очень опасного, – задача современного художника. Возможно, это означает, что на определенном этапе вообще не появится никаких художников. Но может быть, я и ошибаюсь. Это вопрос времени, таланта, а также счастливого случая.
Уверен, так и будет. Все, что нам остается, – это правда наших дней, которая глаза колет. И правда, которую я вижу, такова, что художник идет на ощупь во тьме, как и любой в общем-то неспособный защитить себя от мировых катастроф и пассивно желающий уединения и тишины; мечтающий о справедливости, не видя в себе источника ее противоположности; ведомый, но пребывающий в уверенности, что сам ведет колесницу, размером больше, чем он. В этом утомительном приключении художник может только рассчитывать на чью-то помощь и, как многие, будет искать ее в удовольствиях, в забвении, в связях, в восхищении. И, как всякий, он обретет ее в надежде. Если говорить о себе, то я всегда черпал свою надежду в идее плодородия. Как и большинство людей сегодня, я устал от критики, от пренебрежения, от злобы, короче говоря, от нигилизма. Конечно, необходимо осудить то, что должно быть осуждено, сделать это быстро, но прежде семь раз отмерив. С другой стороны, нужно наконец и похвалить то, что этого заслуживает. И потом, на то я и художник, что даже сводящаяся на нет работа все еще что-то утверждает и помогает не отчаяться в нашей скверной и одновременно с этим такой великолепной жизни.
Когда человек говорит, как Вы, то не похоже, что это – лишь за себя. Почти неизбежно, что говорит он и за других тоже. И говорит он все это для чего-то. Другими словами, он говорит во имя чего-то или от лица людей, для которых это имеет значение. Кто эти люди и что это за ценности?
Для начала, я солидарен с обыкновенным человеком. Завтра мир, быть может, разлетится на кусочки. Есть какой-то урок истины в этой витающей над нами угрозе. И перед лицом такого будущего иерархии, звания, почести вырождаются в то, чем они являются на самом деле, – в клубящийся и рассеивающийся дым. И несомненным для нас остается лишь обнаженное страдание, общее для всех, переплетенное корнями своими с упрямой надеждой.
В Ваших произведениях можно найти и философский пессимизм, и, тем не менее, не оптимизм, а что-то вроде доверия. Доверие это больше к духу, чем к человеку, больше к природе, чем к вселенной, к действию больше, чем к результату. Вы думаете, такое отношение – по сути своей бунт, способствующий отвращению к абсурдности мира, – может быть воспринято большинством или это обречено быть понятым лишь немногими думающими людьми?
Неужели эта позиция действительно такая особенная? И разве нет людей, что не просто угрожают, а уже сопротивляются, живут таким образом. Мы задыхаемся, но держимся, предполагаем,