Филонов. Давид Бурлюк
Читать онлайн книгу.
она не отклонялась, она не сопротивлялась, он слегка потянул её к себе;…когда-то в юности, катаясь при луне на лодке, Филонов пальцами взял водяную лилию; он стал тянуть её, желая сорвать лилию, облитую лунным светом, упругий стебель не перерывался… Филонов тянул цветок к себе, маленькая лодка оседала в воду… Филонов потянул ещё сильнее… и где-то внизу, далеко в воде, почувствовала рука, как лопнул стебель и… неожиданно весь выскочил из воды и лежал на её поверхности, изогнувшись длинной дугой, поблёскивая в свете луны…
Он держал в руках лунную лилию, сорванную лунную лилию, принадлежавшую ему…
Этот цветок не имел запаха, он был бесстрастен, но в нём была поэзия лунного света и целомудрия венчика белых раскрывшихся лепестков.
В лунном свете была чистая невинная девушка, невеста, речная лилия, трепетавшая в пальцах его рук, чьи лепестковые уста были холодно, лунно бесстрастны.
Филонов поцеловал лунные уста…
За окном дыбился лунный туман; лысый купол Исакия горел бликом верленовского лба, над полусонью мёрзнущих бульваров, над трауром ночной Невы, над мостами, заломившими свои длани…
Филонов поцеловал лунную девушку, лунную сестру, свою невесту; над полунощным омутом безмерного болотного города, «над топью блат», окованных камнем, стальной волей человека, где копошатся черти страстей, злобы и властолюбия.
Глава IX. Меркнувшие тени
По улицам, в поздний час уже пустынным, звучали шаги, и точно, когда схлынет вода, остаётся муть, мусор, который не бросается в глаза, пока вода ещё не ушла; но вот спала дневная жизнь, магазины заперлись, то, что наполняло улицы днём, то, что составляло смысл бытия, теперь куда-то утекло, и обнажилось дно жизни.
На улицах не было прежнего оживления, но признать их пустынными нельзя, и глаз замечает движение персонажей ночного времени…
Филонов шёл, засунув руки в карманы пальто, подняв воротник.
Он шёл навстречу лунному свету, тротуар был широк, в витрине магазина горел свет, он падал яркой волной на декорированную спальню: широкая кровать покрыта голубым бархатным одеялом, край кокетливо отвёрнут, обнаруживая белоснежную простыню, обшитую кружевами, и две несмятые подушки, около кровати на ковре ночной столик, в ногах трюмо из карельской берёзы и перед ним голубое кресло, на низкую спинку которого брошен линяло-розовый дамский пеньюар.
Казалось, что женщина здесь, она на минуту вышла, может быть, в ванную комнату, сейчас вернётся и, не стесняясь того, что её спальня не отделена от улицы, от чужих, похотливых глаз зябнущих прохожих, начнёт, как ни в чём не бывало, ложиться в эту роскошную постель, стоящую среди полунощной бездомной улицы, с которой спала жизнь дня и где теперь обнажилось дно жизни.
– Филонов, это вы!? Вы не узнаёте меня?..
Филонов не потому не ответил сразу, что не узнал, а в силу того крайнего изумления, которое овладело им.
– Зина, Боже мой, вы, и я не знал!.. Какими судьбами?.. Вот встреча! – Он схватил руку Зины, желая её поцеловать, но