Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990. Сборник
Читать онлайн книгу.Красовского, который в жизни сам
Был паркою ума, и мыслей, и свободы,
Побрел он на покой к Нелепости во храм.
«Кто ты? – кричат ему привратники святыни.
– Яви, чем заслужил признательность богини?
Твой чин? Твой формуляр? Занятья?
Мастерство?»
– «Я при Голицыне был цензор», – молвил он.
И вдруг пред ним чета кладет земной поклон,
И двери растворились сами!
Вяземский П. А. Стихотворения. Л., 1958. С. 161. Впервые: Славянин. 1830. № 1. С. 42.
Петр Андреевич Вяземский (1792–1878) – поэт, литературный критик, один из ближайших друзей Пушкина. В течение трех лет (1855–1858) занимал пост товарища министра народного просвещения и одновременно члена Главного управления цензуры.
Издатель журнала «Славянин» А. Ф. Воейков, убоявшись, видимо, цензурных репрессий, снабдил публикацию подписью «С франц<узского>. К. В-ий». Кроме того, вместо Красовского он поставил «Ларобине», вместо Голицына – «Г. Е.», сопроводив примечанием: «Генерал-полицмейстер парижский, славный невежеством, но еще более ханжеством». Несмотря на такую мистификацию, за публикацию стихотворения «Цензор» Воейков оказался на гауптвахте. О министре народного просвещения кн. А. Н. Голицыне см. Перечень цензоров.
О публикации басни Вяземский писал: «Это примечание и имя Ларобине рукоделие Воейкова. У меня было Красовский и князь Голицын. Впрочем, стихи были напечатаны совершенно без моего ведома и ценсорства» (Вяземский П. А. Указ. соч. С. 448). Имя цензора Красовского (см. о нем Перечень цензоров) в исключительно негативном контексте не раз встречается в переписке и записках Вяземского. Так, по поводу пушкинских «Братьев-разбойников» он пишет: «Я благодарил его и за то, что он не отнимает у нас, бедных заключенных, надежду плавать и с кандалами на ногах. Я пробую, сколько могу, но все же ныряю ко дну. Дело в том, что их было двое, а мне остается одному уплывать на островок рассудка, вопреки погоне Красовского со товарищи». По поводу цензоров Красовского и Бирукова он записывает: «Уж лучше без обиняков объявить мне именное повеление (как в том уверили однажды Василия Львовича <Пушкина>) не держать у себя бумаги, чернил и дать расписку, что навсегда отказываюсь от грамоты… А что делать из каждой странички моей государственное дело, которое должно проходить через все инстанции, право, ни на что не похоже» (Там же. С. 449).
Из «Старой записной книжки»
На приятельских и военных попойках Денис Давыдов, встречаясь с графом Шуваловым, предлагал ему всегда тост в память Ломоносова и с бокалом в руке говорил:
Напрасно о вещах те думают, Шувалов,
Которые стекло чтут ниже минералов.
Он же рассказывал, что у него был приятель и сослуживец, большой охотник до чтения, но книг особенного рода. Бывало, зайдет он к нему и просит, нет ли чего почитать. Давыдов даст ему первую книжку, которая попадется под руку. – «А что, это запрещенная книга?» – спросит он. – «Нет, я купил ее здесь, в книжной лавке». – «Ну, так лучше я обожду, когда получишь запрещенную». Однажды приходит он с взволнованным