– Казарян, Карпачевский, Ельцов, Кременчук, Сладко́, Умаров, – голос коменданта звучит громко, даже оглушающе.

      Никто из ссыльных не двигается с места.

      – Что вы стоите как истуканы? – орёт офицер, подходит к первому в ряду, тычет ему в грудь пальцем и говорит:

      – Ты будешь Казарян.

      Тот мотает головой и произносит:

      – Я Соловейчик…

      Офицер тычет ему ещё раз и повторяет громко:

      – Ты будешь Казарян!

      Подходит к другому и говорит ему:

      – Ты будешь Карпачевский, ты – Ельцов, ты – Кременчук, ты – Сладко́, ты – Умаров.

      Перед последним, которого назвал Умаровым, останавливается и начинает смеяться.

      Ссыльные в недоумении глядят на офицера, тот успокаивается и говорит:

      – Все запомнили? Перекличка… Казарян!

      – Я!

      – Карпачевский!

      – Я!

      – Умаров!

      – Я!

      Офицер опять начинает смеяться.

      – Привыкнешь к новой фамилии быстро. Ну и ничего, что ты белобрысый. Умаровы и такими бывают.

      О том, что документы ссыльных перепутали ещё в Ростове, знали немногие. Это произошло по каким-то непонятным причинам. Поговаривали, что кто-то из задержанных набросился на полицейского и пока его усмиряли, другой схватил со стола документы и начал жевать их.

      Полицейские сохранили всё, что смогли. А для запугивания по городу пустили слух о расстреле некоторых пойманных участников революционных движений. Никто не разбирался в причастности.

      Произвели обыски в домах всех пойманных, и даже если ничего не нашли, то не отпустили. Отправили в ссылку. При этом задержания распугали комитетчиков, они затаились. А отсутствие пропагандирующих листовок и газет на некоторое время позволило не допустить распространение антицарских волнений.

      – И чтобы выбить дурь из ваших пустых голов, вы будете трудиться на благо нашей Империи.

      Так Янек попал на строительство Амурской железной дороги.

      – Вы лишены всех гражданских прав, – скандировал офицер. – Ваши жёны могут беспрепятственно выйти замуж. Все ваши накопления по наследству будут принадлежать вашим детям и жёнам. Вы же теперь никто!

      После слов о том, что жёны беспрепятственно могут выйти замуж, у Янека сжалось сердце.

      – Золо́то моё, я вернусь, дождись меня любимая, – шептал он.

      Поначалу Янек не спал по ночам. Всё время думал о Зое, Злате и малыше, которого жена носила под сердцем, о матери. А когда стал уставать на тяжёлых работах, то глаза слипались, как только спина касалась койки. Сны снились редко.

      Каждый