Следующим был Ассирийский зал, вход в который образовывали два каменных крылатых льва и который я обычно проходил с вежливым равнодушием: типа, ну да, наидревнейший Восток, любопытно, конечно, только «не мое» все это. Но на проходе через зал мне почудилось издали что-то похожее на японское нэцкэ. И я подошел к витрине. Да, действительно похоже – статуэтка сидящего мужчины с той же, что и у нэцкэ, обобщенностью общего силуэта, силуэта статичного, но при этом наделённого неожиданно мощной энергетикой. Опущенные на ширине плеч и согнутые в локтях руки мужчины держат на коленях лист раскатанной глины. Табличка на стене: «Писец. Конец Среднего царства, ок. XVIII в. до н.э.». И это скульптурное изображение не бога, не правителя, не божественного зверя или воина, а – писца. Слева на той же полке еще одна фигурка писца, и ниже – еще. А на полке ниже глиняные – точнее глиняные когда-то, но уже давно спекшиеся в камень – таблички с клинописными текстами. Таблички сравнительно небольшие, их можно положить в карман или в сумку как книжку. И вот тут я впервые обнаружил, что стою в зале, целиком покрытом клинописью. Стены зала покрыты как гобеленами каменными барельефами с изображениями сцен охоты, войны, дворцовых церемоний, восточных божеств, и почти все изображения использовались как фон – только фон! – для текста, выбитого в камне.

      А в центре зала – черная стела с закругленными углами, слегка наклоненная, похожая на вздыбившийся фаллос. Поверхность стелы сверху донизу покрыта клинописью. Под стелой табличка: «Диоритовая стела с законами Хаммурапи. Старовавилонский период. Середина XVIII в. до н. э. Сузы». То есть текст, пеной стекающий по плоти камня, – это слово закона. Слово, превращавшее стаи человекоподобных – в людей, то есть в народ, в государство.

      Иными словами статус писца в Вавилоне – статус Хранителя Слова.