Лейтенант Трумэн откинул тетрадь. В нём всё клокотало от ненависти к двум немцам. Это недочеловеки! Бедная Ангела Шмид.

      Но мир должен узнать историю этой девушки. Он уже сделал кое-какие намётки и понимал, что история, наверняка, будет тяжёлой, но она стоила того, чтобы увидеть свет. Он ещё не смотрел в конец дневника. Ему было немного страшно, несмотря на то, что он был солдат и многое повидал. Он боялся, что дневник оборвётся на половине, а это значило бы, что девушка погибла. И это скорее всего. Но мужчина не хотел думать об этом. Уэйн поднялся с койки, положил тетрадь в «Mein Kampf», который нашёл в одном из разграбленных домов. Книгу он сохранил, несмотря на то, что это был манифест главного фашиста Германии. К этой книге мужчина относился просто как историческому документу, считая, что даже такие книги нужно сохранять. Нельзя безумно уничтожать всё подряд.

      Положив книгу в свой мешок, мужчина покинул дом, в котором квартировал и направился в бар. За стойкой он увидел Янга и подсел к нему.

      – Ты не против? – спросил он.

      – Нет, сэр, – улыбнулся парень. В руках у него было письмо, а на столе лежало фото миловидной девушки, похожей на Билли.

      Уэйн попросил бармена бутылку пива и, отпив глоток, взял фото девушки в руку.

      – Твоя сестра?

      – Да. Элис. Я скучаю по ней.

      – Ничего, Билли, – не по уставу назвал Уэйн рядового, по имени. Но они сейчас отдыхали. И похлопал по-приятельски по спине. – Скоро домой. И ты сможешь обнять свою сестрёнку.

      Глава 7

      Катрин открыла глаза.

      Осеннее утро было таким, каким и положено быть осеннему утру: серые тяжёлые облака нависли над Берлином, готовые пролиться дождём.

      На душе Шван было так же пасмурно. Но девушка не хотела верить, что всё кончено. Что она выйдет замуж, что фон Гинсбург запрёт её в этой квартире и лишит кислорода. Лишит её свободы, а значит и жизни. Нужно было что-то думать и решать. Нужно было как-то действовать.

      Мысли Катрин перекинулись на Ангелу. Как так случилось, что всего за несколько дней Шмид ей стала на столько родной, что она беспокоится и о её жизни? По идее, ей должно было быть наплевать на еврейку. Пусть сама выпутывается из сложившейся ситуации! Но нет. Катрин не могла так поступить. И дело было даже не этих в необъяснимых чувствах, которые возникли в сердце девушки. Или всё-таки в них? И ещё был Роби, малыш с пухлыми щёчками и карими глазами матери.

      Катрин накинула халат и пошла в ванную. До приезда Келлера девушка не задумывалась о наличии шпингалета в комнате, даже не пользуясь им, когда принимала душ или ванну. Но теперь была рада, что тот всё-таки был.

      Закрывшись, Шван скинула одежду и стала набирать ванну. Скоро счастливые деньки, когда она могла блаженно нежиться в пене,