После этого случая мне пришлось перешивать уже платья для Марьи. Потому что она пожелала заниматься со мной – уж очень ей показались интересными мои занятия. Я ей на это заявила, что такой инициативе, конечно, рада, но раз она собралась заниматься наравне со мной, то ей стоит бывать и на моих занятиях науками, а если она поймет, что еще не готова к такой нагрузке, то я договорюсь, чтобы профессора занимались с ней отдельно. Это мое предложение не вызвало у девочки большого энтузиазма, но она согласилась. Разумеется, ей пришлось заниматься отдельно. И я, чтобы ей было интересно, а также имелся дополнительный стимул, пожелала, чтобы Сережка занимался вместе с ней. Прогресс после таких нововведений скакнул у обоих, что не могло не радовать. С французским у Марьи было гораздо лучше, чем у меня, а потому во время наших занятий на свежем воздухе сестра стала моим репетитором.

      Спустя дней десять я поняла, что тропа желающих хоть одним глазком подглядеть, чем же там таким этаким занимается госпожа на уединенной полянке, не заросла, а Сережка отваживать всех просто не успевал. Поэтому я пошла к маменьке.

      – Маменька, это просто невозможно! – влетела я в гостиную, где она музицировала.

      – Что случилось, милая? – удивилась она такой экспрессии.

      – Я не понимаю, неужели так сложно понять, что мне нужно уединение?! Почему всякий, у кого появляется хоть минутка свободного времени, лезет это уединение нарушить?! – бушевала я.

      – Дусенька, ты же знаешь, что я лично приказывала никому не ходить в ту сторону, но, видимо, запретный плод слишком сладок, и всем слишком интересно узнать, чем же ты занимаешь! Кстати, я бы тоже хотела посмотреть на эти твои занятия.

      И так у нее заинтересованно глазки заблестели, что я поняла, что как минимум половина ходоков были ее засланцами.

      – Маменька, но ежели вам так интересно, то пришли бы и поглядели. Я ведь не скрываюсь!

      Женщина замялась, а я поняла, что это была с ее стороны маленькая месть пополам с гордостью, не дававшей ей прийти и самой все увидеть. Дело в том, что в тот же день, когда мы с Марьей помирились, я заявила всем домашним, что моя сестра не изгой и будет питаться в столовой вместе с нами. Маменька, конечно, возмутилась. Случился небольшой скандал. Но, к нашему общему удивлению, отец поддержал меня и даже сказал, что сам давно думал исправить это досадное недоразумение.

      Ага, недоразумение, блин! Но высказывать свое «фи» его отношению к дочери я не стала. А вот маменька закусила удила.

      – Да? – наигранно удивилась она. – Просто за эти дни ты так похудела и похорошела, что я даже не знаю, на что это списывать, и как ты вообще отнесешься к моему визиту.

      Ее щеки как-то подозрительно порозовели. А мне даже интересно стало, что же за теории бродили в ее голове.

      На самом