Надежда умирает последней. Рина Аньярская
Читать онлайн книгу.
Девушка изнывала от мысли, что её возлюбленный рядом, но нет возможности сбежать с ним прямо сейчас. Утром сестра Сабрина обнаружила Ленитину без чувств. Не было у девушки ни жара, ни других признаков болезней, но и сил совсем не было. Ни душевных, ни физических.
Ганц написал родителям любимой короткое письмо, и Фантина сразу отправила его депешей с гонцом, который увёл в Ребон и мерина, ведь увозить Ленитину Ганц планировал не верхом. Пользоваться услугами почтаря было неудобно: вместо нескольких часов конверт из Серса до Ребона шёл бы несколько дней.
В этот же день Маркиза наняла в городке извозчика, который должен был появиться в условленном месте в нужное время и увести Ленитину с женихом прочь.
А в доме Бель Эров всё шло, как прежде. Жар Мишеля наконец-то спал и лихорадка отступила, не мучая более молодого человека. Но суставы его всё ещё дико ломило, пальцы немели, а во рту пересыхало. Сентон возлежал на высоких подушках и невидящим взором смотрел прямо перед собой. Его тонкие, совсем юношеские, несмотря на средний возраст[17], черты лица, глубокие печальные глаза, тёмно-русые волнистые волосы и бледная, почти прозрачная кожа делали сына де Сентонов эталоном средневековой красоты, когда воспевалась болезненная худоба и бледность. А современный пышный двор Анны Австрийской диктовал молодым дворянам быть розовощёкими и дышащими здоровьем. Поэтому Мишель с каждым годом своей жизни всё больше походил на рыцаря прошлого столетия, нежели на подданного Его Величества Людовика XIV и королевы-матери.
Физическую боль молодой человек почти не ощущал – он научился приглушать её и не обращать внимания на ломоту, отчего душа болела ещё сильней. Прислушиваясь к сердцу, Мишель был уверен, что чувствует свою сестру, заточённую в келье. Действительно, в эти минуты Ленитина лежала без сил, чуть приоткрыв глаза и бесцельно глядя за окошко. Чем больше Сентон прислушивался к своим ощущениям, тем большая слабость одолевала его. Даже пальцем пошевелить не хотелось.
В комнату вошла баронесса.
– Сынок, как ты себя чувствуешь?
Вместо ответа Мишель сделал над собой усилие и повернул лицо к матери.
– О Господи! Да ты просто светишься насквозь!
Заботливая рука Анриетты де Сентон прикоснулась к бледной щеке сына.
– Исхудал, мой мальчик. Но ведь ты сейчас не болен, доктор сказал, что лихорадка отступила, и велел тебе больше бывать на свежем воздухе.
– Да, только кости мои по-прежнему ломит… – отозвался молодой человек.
– Привычное явление, – вздохнула женщина. – Но как ты бледен! Мне это совсем не нравится…
Мать продолжала рассматривать красивое утончённое лицо Мишеля и диву давалась, что за столько лет физических страданий болезни не забрали этой удивительно нежной красоты – прелести давно минувших дней, ложившейся на черты её сына, словно отпечаток с художественных полотен. Какой парадокс! Анриетта погладила наследника титула по щеке и отняла руку. Мишель вернул
Мишелю 25 лет, а для XVII столетия это уже не юность.