Ловец бабочек. Мотыльки. Карина Демина
Читать онлайн книгу.
штор. Да и сам он, признаться, споткнулся и повис в них, таких обманчиво легких, шелковых.
Вот же не хватало беды!
Себастьян дернулся было, но проклятые шторы скользили и норовили спеленать покрепче, будто именно в нем узрели злоумышленника. И, потерявши терпение – в последнее время с терпением у него вовсе было тяжко, Себастьян распахнул крылья.
Затрещала горестно ткань.
Визг смолк.
Что-то упало, покатилось…
…Себастьян сдернул с головы шелковый обрывок.
Васька понял, что жизнь его бестолковая – ах, мама-маменька, мало вы колотили, мало таскали за космы, мало стучали да полбу скалкою, едино боль головную вызывая – подошла к концу, когда тварь, вытянувши руки с тонкими длинными когтями, шагнула к нему навстречу.
Обнять желала?
Пахнуло вдруг холодом лютым.
По спине протянуло ледком, будто тот, о котором упоминать вслух не стоило, возник за Васькиной спиной. Зазвенело что-то… он оглянулся, понимая, что все еще оглушен криком, обездвижен, только и может, что смотреть.
…вторая тварь возникла в окне.
Вдруг качнулись полупрозрачные занавеси, слиплись и распались, выпуская нечто… оно было огромно.
Крылато.
Рогато.
И ужасно настолько, что Васька зажмурился, не способный выдержать огненного взгляду.
…панна Ошуйская, конечно, готова была ко встрече с любовью всей своей жизни, даром что любовь эта изрядно запаздывала, но…
…вот чтобы так…
…при живом – во всяком случае пока – муже…
…и в окно… разбил, вона как холодком потянуло? этак и просквозит. Романтика романтикой, но панна Ошуйская с прошлого разу еще кашлем маялась.
Она поплотней запахнула белые крылья шали и, вздернувши подбородок для пущей горделивости, решительно шагнула к крылатому гостю. Он же, выплюнув ошметок шелковой гардины – а между прочим, ткань панна Ошуйская из Познаньска выписывала, по каталогу, – склонил пред ней рогатую голову…
Всхлипнул подлый похититель, почуявши неотвратимость возмездия.
А заодно уж раздался сонный голос мужа:
– Что, помилуйте, тут происходит?
О, Иржена, как он был жалок! Босой. В ночном колпаке, сползшем на глаза. В рубахе этой, что задралась выше колен, явив всеобщему взору эти самые вспухшие колени. С волосатыми ногами и огромной вазой в руке…
– Я требую ответа! – он замахнулся вазой и не нашел ничего лучше, чем швырнуть ее в упыря, который этакой наглости не ожидал, а потому едва успел отбить вазу взмахом крыла.
И та, отскочивши, ухнула на голову злодея.
– Не надо! – возопила панна Ошуйская, заламывая руки. – Умоляю вас, не надо!
Она и очи к потолку воздела для пущей одухотворенности облика.
Откашлялась. И громче, с завываниями трагическими – драмы без завываний не бывает, это всякому известно – произнесла.
– Ваша настойчивость ранит мое сердце… – сердце упомянутое ухало, особенно встревожено было оно некой несообразной верткостью супруга, которому