Наплакавшись, Женя подходит к окну.

      Снаружи темнеет. Она провожает взглядом тонкие облачка, тающие над крышами многоэтажек. Звонит Миле (с тем же успехом), думает, что надо бы извиниться перед Брониславой, решает, что пока обойдётся, и отправляется к последним новостям.

      Теперь все говорят – крайним. Женю это раздражает. «Крайний герой». «Крайний из могикан», ага! Но сейчас она и сама боится слова «последний». Даже когда оно звучит только в голове.

      Сердце стучит так, что хочется достать его, сжать руками и утихомирить.

      Человека, раскурочившего проводку, отпустили на поруки родственников. Он оказался не таким уж психом. Просто неделю провёл в больничных коридорах, почти не спал, ждал, когда жену переведут из реанимации в общую палату.

      И не дождался. Вирус косит не только пожилых.

      Вообще-то псих, конечно. При чём здесь остальные? Ни врачи, ни другие больные не виноваты. Каждый день кто-то умирает, кто-то выздоравливает.

      Но Женя почему-то не осуждает этого человека. Злится на него, но не осуждает, нет.

      В комнате уже совсем темно. Только экран ноутбука светится. Как портал.

      Стук в дверь отзывается грохотом лавины. Женя вскакивает с места и мчится в коридор, но перед самой дверью замирает.

      Стук повторяется снова, на этот раз из-за двери подают голос:

      – Открывай, чудище!

      Женя бросается навстречу Миле так стремительно, что не даёт войти, и обе стоят на пороге: Мила – растопырив руки и придерживая дверь, Женя – уткнувшись ей в плечо.

      – Ну хватит уже. Чего ты! – Мила отрывает Женю от себя, и они наконец ступают из тёмного подъезда в квартиру.

      – Ты почему не перезвонила? – набрасывается на тётку Женя.

      – Телефон сдох, – отзывается Мила уже из кухни, где гремит кастрюлями и что-то роняет на пол. – Есть что-нибудь глотнуть? В горле пересохло. И засвети уже фонарик какой-нибудь, сколько можно в темноте.

      Женя щёлкает выключателем. Кухню заливает светом.

      – Опа! – Мила зажмуривается. – А я думала, здесь тоже электричество отключили.

      – Здесь не отключили, – произносит Женя.

      Они смотрят друг на друга и думают об одном и том же.

      Мила не выдерживает.

      – Идём! – командует она.

      – Куда?

      – В больницу, конечно!

      – Что мы там будем делать?

      – Не знаю. Что-нибудь. Двигаться легче, чем ждать. Женя всхлипывает.

      – Это из-за меня…

      И вываливает на Милу сразу всё: про банку кофе и орехи, про Брониславу, про Марину Петровну, про то, что не хочет поступать в медицинский, но чего именно хочет, сказать не может.

      Про сообщение и неудачную попытку его удалить тоже рассказывает.

      – Вот балда! – вздыхает Мила.

      Она намешивает в кувшине воду с вареньем – ни сока, ни компота в доме нет, а чай греть долго и лень. Наливает себе в стакан, кивает Жене:

      – Будешь?

      Женя