В общинном доме стояла тишина.

      Пахло… бедой. Не хлебом, ибо зерно закончилось еще когда. И не сушеной рыбой, которую доедали последней. Пахло тоской.

      Сыростью.

      И старыми шкурами.

      – Удивительно, – Авияр огляделся и потер руки. – Просто удивительно… взгляни, мальчик мой…

      Мальчик взглянул. Он, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не броситься прочь. И теперь, его глазами, Брунгильда вдруг увидела царящую вокруг нищету.

      Солома на полу, пусть и смешанная с ароматными травами, но аромат их давно иссяк.

      Очаг.

      Пустой.

      Горючих камней осталось мало и потому очаг растапливали лишь ночью, когда холод сковывал стены.

      Лавки.

      Столы. Темные и старые.

      – Думаю, настало время поговорить серьезно, – Авияр присел первым. Как хозяин. Но пока еще не на место вождя.

      Пока.

      – Серьезным людям. Пусть… уйдут, там уже должны начать разгрузку. Ты говорил, что зерно нужно срочно.

      – Ворон. Займись.

      – А ты? – Ворону явно не хотелось уходить, но и ослушаться своего конунга он не смел. – И эти…

      – О, не стоит волноваться. Моя охрана. Человеку серьезному негоже выходить без охраны. Даже к друзьями.

      Авияр оскалился.

      – Они подождут нас за дверями. И вы можете оставить кого.

      Он чувствовал себя не просто уверенно. Он точно знал, что никто-то на острове не причинит вреда ни ему, ни его снулому племяннику, который растерянно озирался, явно не решаясь присесть.

      – Что ж, теперь о деле, – Авияр потер руки. За Вороном закрылась дверь и в доме стало сумрачно. Окна здесь появились уже при отце, и де узкие, под самым потолком. На ночь их закрывали ставнями, и света пробивались капли. Этого света хватало, чтобы вовсе не сидеть во тьме.

      А от чужаков пахло цветами.

      Странно так.

      Резко.

      – Я готов и в дальнейшем поставлять Островам зерно и иные товары, ибо всегда думал, что дружить лучше, нежели воевать, – руки у него тоже не мужские, длинные, узкие и с тонкими пальцами. А еще белые да гладкие, такие если и бывают, то у детей. – И потому имею выгодное предложение. Одно дело, конечно, договор и торговля, но и она может идти на разных условиях.

      – Ближе, – Торвальд Рваное ухо никогда не любил болтунов. А уж этому, чуяла Брунгильда, вовсе с превеликим удовольствием свернул бы шею. – К делу.

      Но не мог.

      Год выдался на диво неудачным. И ладно бы только этот. Когда все началось? С северными ветрами, которые пришли раньше, нежели обычно? Старик Хорм еще тогда жив был и, понюхав воздух, сказал, что не к добру оно.

      Готовиться надо.

      Тогда его ворчание никто не воспринял всерьез.