…Да, ты прав, Лётчик, новости были нехороши. И странны. Вдруг Таня оказывается в центре странного дела об убийстве, я, как криминальный журналист, очень хорошо понимал, как всё может повернуться в таком разбирательстве.

      Я поехал с этим к Марку, и самой Тане. Её я застал спящей, и Марк вышел со мной на кухню, подальше от спальни, хотя тут в любой комнате мы не помешали бы Тане спать.

      – Как Танюшка?

      – Выправляется, – кивнул Марк, плотно прикрывая кухонную дверь. – Вчера температуры уже не было и позавчера тоже. Слабая ещё и не ест ничего.

      Он не отдал её в больницу, хотя двустороннее воспаление – вещь нешуточная, но научился делать капельницы и всё остальное, что было необходимо, чтобы помочь ей сейчас. Даже кислородный аппарат купил. Первые дни, когда Таня плохо соображала в своём полуобморочном состоянии, она молчала об этом, а когда стала немного выправляться, сказала ему:

      – Марик, теперь я чувствую себя инвалидом на смертном одре… отдай кому-нибудь эту штуку, в больницу подари, они счастливы будут.

      – Непременно подарю, не сомневайся, вот поправишься полностью, сам отвезу в больницу, – улыбнулся Марк.

      Таня похудела, но и он осунулся за эти дни, не отходил от неё ни на шаг, отключил её телефон и не пускал никого, кроме нас с мамой. И был напряжённым и серьёзным, не отпускал своих обычных острот. Мама помогала тоже, как могла, больше советом. Когда я увидел, как ловко Марк орудует с капельницей, я высказал ему своё восхищение.

      Он посмотрел на меня строго, без улыбки:

      – Вообще-то нечем восхищаться, Платон, я отлично умею делать внутривенные инъекции.