Даждьбог заметил его исчезновение.

      Что бы он сказал обо всем происходящем, он и сам пока не думал, что все может так вот повернуться.

      Но если бы кто-то сказал ему недавно о том, что он взбунтуется, а Перун станет его усмирять, никто бы и он сам в то не поверил. Он сам считал себя благоразумным вполне, да и другие привыкли так считать. И что из этого вышло?

      Конечно, все со временем меняется, но, чтобы так быстро так все переменилось, такого не должно было быть. Вот и бес заявился сюда, чтобы усмирить его и заставить вести себя прилично.

      – Лучше все оставить как есть, и жили бы они в чужом мире без всяких богов. Говорят, какой-то младенец народился, и решил одним махом весь мир изменить. Правда, он не человек, и числит себя под Славеном. Он невольно вспомнил того типа, из-за которого столько страдал, потому что Морена, в которую он был тайно влюблен, так ему казалось, родила ему того самого Перуна. И в отца своего он был и телом, и умом, даже старик Сварог не выдержал и отправил его на землю, ведь на небесах переполох начался тогда, ему только казалось, что после этого он одержит победу. А богиня ничего не поняла, и победы никакой не было, отдалилась от всех еще больше. Он же стал еще выше, и сделался еще более одиноким. Так высоко поднялся, что последнее стремление сблизиться с ним закончилось плачевно.

      Ему не хотелось представлять, чем все это может завершиться. Но об этом лучше вовсе не думать заранее.

      Глава 11 Уныние

      Уже и солнце на небесах светило и ласково грело, никто больше нападать на них не собирался, даже жены их молча и упорно шли вперед, хотя не слышалось больше смеха, не слышно было даже голосов – все погрузились в молчание.

      Они, не моргая смотрели на огонь. Но что-то все-таки творилось в их душах, какое-то напряжение витало в воздухе, так, словно еще немного, и произойдет невероятное и необъяснимое. Так все это представлялось тогда Гостомыслу. Его прекрасные видения исчезли, и сколько он не желал, снова не появлялись. Он решил, что об этом пока нужно забыть. Но молчание сказалось на притихших детях, на воинах, которые без внимания и женской ласки стали беситься, так, что земля могла загореться под ногами. И это уже без вмешательства какой-то внешней силы, просто само собой могло сотвориться.

      Надо было много мужества и мудрости, чтобы смирить гнев и ярость на милость и остановить их одним движением. Но Гостомысл чувствовал, что не управится с этим. Ему нужен был бес и птица, поведавшая бы им о том, что идти не так далеко, и они доберутся до того места, куда направились. Но Паныч не давал о себе знать, птица же мелькала рядом, только лица своего к ним не поворачивала и ничего не говорила.

      Тревога нарастала. Воины это чувствовали и терялись в догадках. Хорошо, если никакая искра не упадет и не воспламенит их души, иначе будет плохо.

      №№№№№№