Годунов вышел навстречу шествию из монастыря не один, тоже с духовенством и тоже с иконой – Смоленской Божией Матери.

      – Государь мой, патриарх Иов! Зачем ты на такое серьезное дело меня сподвигаешь?

      Иов, уже разозленный многодневной кампанией, сказал при всех:

      – Да затем, Борис, что, кроме тебя, никому это дело не под силу. Иначе море крови прольется допреж того, как порядок установится.

      А люди окружили Новодевичий монастырь широким потоком и вразноголосицу вопили:

      – Благочестивая царица! Помилуй нас!

      – Дай нам на царство своего брата!

      – Помилосердствуй о нас!

      – Пощади нас!

      Люди лезли на деревья, пытались влезть на башни и стены. Одного мальца, припирая шестом к стене, подняли наверх к зубцам стены, находящимся у окон царицы. И он вопил там каким-то неестественно сильным голосом:

      – Пощади нас, царица! Пощади нас, царица!

      Служащие монастыря не спихивали его наземь. Это наводило на размышления. Потому что при всей беспорядочности и непонятности жизни тех дней царская охрана работала исправно и четко.

      Борис и патриарх Иов вошли в монастырь и прошли в палаты царицы. Они пробыли там около часа.

      Слегка усилился мороз. Чуть-чуть начали вытекать ручейки из людского моря, окружавшего монастырь. Шум голосов затихал.

      Вот наконец, на радость огромного количества людей, от Красного крыльца палат царицы к окраинам людского моря побежала радостная весть:

      – Согласился!

      – Согласился!

      – Борис Федорович дал согласие!

      – Слава тебе, Господи, Царица Небесная!

      Судьба Годунова как-то так складывалась, что события никогда не приходили к нему поодиночке. Но его незакованное мышление всегда позволяло ему из двух бед извлечь хотя бы одну выгоду.

      Так и в этот раз пришла весть: Орда вышла из Крыма.

      Механизм упреждения набегов Крымской орды на Русию был до чрезвычайности примитивен. И в такой же степени надежен.

      Вдоль главной «царской» дороги, или «дороги великого хана», на равнинах тут и там росло большое количество высоких дубов.

      Каждый раз, идя набегом на Русию, крымский хан или калга собирались спилить их на обратном пути. И каждый раз на обратном пути было не до этого.

      При этих дубах на расстоянии многих верст друг от друга размещались конные сторожевые двойки. Менялись они каждые четыре дня.

      Едва начинался рассвет, один из них забирался на самую верхушку дуба, в специально устроенное гнездо, и внимательно, до боли в глазах, начинал всматриваться в даль.

      Второй постоянно находился под деревом при лошадях. И не дай бог им отлучиться от поста, засекут до смерти!

      Как только верхний сторож на первом дубе замечал пыль или что-то очень подозрительное вдали, он давал команду нижнему:

      – Тревога! Крымцы! Татары! Гони!

      Нижний караульный прыгал в седло и скакал на своей степной добротной