Когда я вернулась домой, мама подметала квартиру – наводила мещанский уют. Уют современных мещан, которые живут медленно и невнимательно. Она выпрямилась, стала смотреть на мои голые руки и ноги, на обвисшие после купания неорганизованные волосы.

      – Где ты была? – спросила мама и поудобнее взялась за веник. Было непонятно – то ли она хотела на меня нападать, то ли от меня защищаться.

      – На! – Я протянула ей спичечный коробок.

      – Что это? – растерялась мать.

      – Соль, – объяснила я. – Ты же просила…

      – А где ты ее взяла?

      – Сама выпарила.

      Я повернулась и пошла в ванную. Мне хотелось побыть одной, а главное – согреться.

      В меня медленно входило тепло, заполняя мои кости. За дверью осторожно, будто я сплю, двигалась мама, и я поняла вдруг, что она несчастная баба, что ей тоже было столько лет, сколько мне. Поняла, что у меня был отец – может быть, такой же, как Ив Монтан. Может быть, мама тоже хотела заниматься одним делом и жить с одним человеком, но у нее ничего не получилось, потому что все бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было.

      Я вспомнила, как Ив Монтан отломил мне полсвечки, и заплакала.

      Слезы скатывались к ушам, а потом приобщались к остальной воде. Вода и слезы были одинаковой температуры, мне казалось, будто я лежу, погруженная в собственные слезы.

      В дверь постучала мама.

      – Тебе Петров звонил, – сказала мама.

      Я не отозвалась, наивно полагая, что мама постучит и уйдет. Но мама не уходила.

      Я вышла из собственных слез, надела халат и стала вытирать лицо. Терла до тех пор, пока оно не сделалось красным.

      Мама посмотрела на меня и вдруг сказала:

      – Таня, хочешь, я не буду тебя больше бить?

      – Все равно… Ты ведь не целишься.

      – Я тебя больше пальцем не трону, – пообещала мама. – Иди поешь.

      – Не хочу.

      – А что ты хочешь?

      Я пошла в комнату и стала стелить свой диван. Возле дивана стоял ящик для белья – с дырками, чтобы проникал воздух. Я наклеила однажды на дырки с внутренней стороны рисованные рубли – получилось, будто ящик набит деньгами.

      – Я не знаю, чего я хочу, – сказала я маме. – Я знаю, чего не хочу.

      Мама ждала.

      – Я не хочу быть инструктором… Я хочу сама плавать или посыпать дорожки солью, чтобы другим ходить удобно было. И я просто счастлива, что провалилась в педагогический. Я больше не буду туда поступать.

      – А как ты собираешься дальше жить?

      – Чисто и замечательно.

      – Таня, если ты будешь так со мной разговаривать…

      Мама