Сколь наши домыслы причастны

      К свершённой гибели земной?

      Вот правым глазом, взором ясным

      Марина воскрешает строй

      Беспечной королевы звука.

      Она вдали, она над всеми!

      Так смотрит девочка из тени

      На крепкую мужскую руку…

      А левый глаз – беды соринка,

      Груз вéковый прожитых лет.

      Увы, не расточит слезинки

      Фотографический портрет.

      Уж тень Елабуги припала

      К руке злодейской, и злодей

      Взалкал и следует за Ней,

      Он приготовил смерти жало.

      Два разных глаза, два крыла…

      Подуло к полночи прохладой.

      Она очнулась и ушла.

      Елабуга, будь ты неладна!

      Я мог её остановить,

      Отнять верёвку, выждать время,

      Забыв о том, что русский гений

      Свободен быть

                                         или не быть.

      Марина Цветаева – со-Цветие жизни и смерти.

      – Так не бывает!

      – А вы поверьте. Слышите?

      Марина

                         из Елабуги-ямы

      Выводит ритмические румяны…

      Марина, простите нас, невыразительных.

      Вы Вербой на Вербное за-Цветаете.

      В России вербой встречают Мессию,

      Богу Русский ковчег выстилая!

      Марина, вы – двадцатилетняя старица!

      Даже трибун Роберт Рождественский

      Умер живым, пригубив заранее

      Страх, как цикуты смертельное месиво![1]

      Вы же, будто земля, говорящая

      В травах кладбищенской земляники,

      Танцуете над всеми мраморными ящиками

      Крылатою Никой Самофракийскою!

      Марина,

                       горькая,

                                     тридцатилетняя,

      Сорокалетняя,

                         видеть вас – нету сил!

      Ваши победоносные меди

      Ники Самофракийской

                                          невыносимее!..

      По снегу шаг на глухаря

      Удобен, когда снег подтаял,

      Когда намёт сугробов вмят

                                            и держит след.

      Под вечер стая

      Слетается на токовище:

      Хвастливых оперений ряд

      На зорьке в мокрых голенищах

      Выводит песню глухаря!

      Вот первый перистый петух

      Ветвь изогнул под тяжью крупа

      И, зорко «досчитав» до двух,

      Окликнул «Крэк!».

      Спустя минуту —

      Второй.

      За