Чтиво для поезда. Сборник рассказов. Александр Гайворонский
Читать онлайн книгу.поездом. Полученные травмы были несовместимы с жизнью. Около 12 часов незнакомые друг другу люди – пожилой мужчина и юная девушка – провели в одном помещении реанимационной палаты под бдительным надзором медперсонала. Он так и скончался там, не приходя в сознание, когда Сашу Москвичёву увезли в другую палату. Пять суток не отходили от нее люди в белых халатах, меняя капельницы. Кап… кап… А где-то в окровавленном белье, завязанном в рваную наволочку, тикали часы с разбитым стеклом: тики-тики-тики-тики…
Поминки
Искристый снег лежал большими сугробами под окном избушки. Солнышко выглядывало из-за верхушек соснового бора на окраине деревни. Дома было тепло и уютно. Потрескивали сухие чурки в печке. Бабушка сидела у окна и вязала очередные теплые носочки внуку. То есть мне. Я играл рядом на кровати, перебирая оловянных солдатиков и прочую мишуру из моего сундучка с игрушками, которые иногда приносили мне почтальоны. – Бубуль, мы когда пойдем к маме, у меня ведь сегодня день рождения? – Не день рождения, Ванюш, а день вознесения, сколько раз тебе повторять. Пойдем, пойдем, еще рано. Часам к 12 поспеем. Сейчас узелок завяжу и пойдем. – А, ну да, – сконфузился я. – Мы цветы ей подарим? – Цветов нет, лучше веточку вербы, почечки уже набухли, рано в этом году.
И действительно, прямо за окном из большущего сугроба торчали стройные прямые ветки вербы, каждый год по весне бабушка ее аккуратно подстригала, удаляла кривые, сучковатые отростки, оставляя только ровные. И куст разрастался словно в благодарность за уход. Рядом протекал ручей и снег уже начинал сползать в него толстым пластом. В соседней комнате, в чулане, который почему-то назывался кладбищем и соединялся с домом длинным-предлинным коридором, было три окошка, всегда темные, и только четыре раза в году – в мой и бабушкин день рождения и еще один, когда я поселился в бабушкином доме – одно из них начинало с полночи тускло светиться, постепенно разгораясь все больше и больше.
Я смутно помнил маму, возможно забыл бы совсем, если бы мы трижды в год не подходили с бабушкой к окну в чулане и не смотрели на маму, самую красивую маму на свете, чаще плачущую, но все равно красивую. Да еще бабушка много рассказывала о ней.
Наконец, бабушка вышла из избы, срезала ветку вербы. Воткнула ее в тонкий высокий стакан с водой. Потом переоделась в нарядное платье, помогла одеться мне – белая рубашка, глаженые черные брюки и лакированные ботинки.
Я плохо помню, когда и при каких обстоятельствах я стал жить с бабушкой. Она говорила лишь, что я сильно болел и меня отправили в деревню. Тут я и вылечился.
Наконец, мы отправились к маме. Длинный темный коридор всегда вызывал во мне непонятную тревогу и волнение. Я крепко держал за руку бабушку, боясь споткнуться обо что-то или заблудиться. Странно, я знал, что здесь спотыкаться не о что, заблудиться негде, но иногда казалось, что