Похоже, отец умер, как раз когда Том вернулся домой.

      Разворачивайся и поезжай обратно. Других вариантов нет.

      На очереди кремация.

      Он посоветовал матери запросить вскрытие, пока не поздно.

      Посоветовал растерзанной женщине запросить вскрытие…

      Джессалин аж передернуло от ужаса и отвращения. Нет!

      В завещании и прочих директивных документах Уайти говорил о кремации. Без дураков, как он любил выражаться.

      Вообще-то, Уайти неохотно обсуждал такие темы. Он был из тех (деловых, занятых людей), кому не до завещания, его пришлось урезонивать, и в конце концов он поддался на уговоры в уже довольно зрелом возрасте – когда ему было под шестьдесят.

      От вскрытия он бы отказался, не сомневалась Джессалин.

      – Я должна уважать его желания, – сказала она.

      Том понимал, что у матери сильный шок. Да и сам Том возвращался в Хэммонд как в тумане, плохо соображая.

      Но мать должна (считал Том) настаивать на вскрытии. Вот только объяснять причины он (пока) не желал.

      Он постарался подключить старших сестер, однако ни та ни другая его не поддержали.

      Только София (все-таки научный работник), и то без энтузиазма, с ним согласилась, но давить на мать отказалась. Только ее расстраивать…

      Даже Вирджила такая перспектива расстроила. Можно подумать, кремация легче вскрытия!

      А Том продолжал настаивать. Он объяснял матери, что результаты вскрытия могут понадобиться, если вдруг откроется судебное дело…

      Джессалин в испуге заткнула уши. Она не хотела ничего такого слышать.

      Не хватало еще подвергнуть бедного Уайти вскрытию после всего, что он пережил!

      Ее красивые (а нынче красные) глаза навыкате от слез. На губах слюна. Всегда ухоженная, с макияжем, сейчас она выглядела растрепанной, смятенной. Если бы Уайти увидел ее такой, он бы онемел.

      Джессалин накричала на Тома, что не лезло ни в какие ворота:

      Нет! Я сказала: нет! Нельзя с родным отцом проделывать такое!