Чаща вокруг него – словно хрустальный гребень. Сверкало снежное покрывало. Солнечные блики скользили по глади замёрзшего ручья, но его это не трогало. Пещера, в которой свернулось его драконье тело, была глубокая и такая тёмная, что редкий человеческий глаз смог бы что-нибудь рассмотреть. Из его ноздрей вылетали струйки пара, вплетающиеся в вязкую черноту.

      Было тихо. Он различал, как ухало за чешуёй сердце и как раздувались огромные мешки-лёгкие. Шелест голых ветвей, возня зверей и птиц – всё это происходило где-то далеко. Не в этой пещере. Не с ним.

      Впервые за долгое время он почувствовал: мир ему не принадлежит. Сармату казалось, что он различает и другие, страшные звуки. С севера катилась буря. Грохотало льдистое море. Стены пещеры дрожали от приближения того, кому полагалось умереть тысячу лет назад.

      Было у старого князя пятеро сыновей. Сармат думал, что их осталось двое, а вёльха-прядильщица сказала иначе и напророчила Сармату встречу, самую нежеланную из всех. Он не смог вспомнить лицо Хьялмы, как ни пытался – только его злые глаза и линию тонких губ, покрытых коркой запёкшейся крови.

      Хьялма. Последний халлегатский князь. Старший из братьев и страшнейший из врагов, не человек даже – ледяная глыба, холодный рассудок, тяжёлая рука. Сармат дремал, слушая, как бурлит кровь в жилах, и погружался в собственное прошлое.

      Кажется, когда-то у них была нянька. Старуха с забытым именем, коричневая и сморщенная, словно залежалая слива. Она качала княжичей на коленях, всех пятерых, и шептала княгине-матери, наставляя: Ингол вырастет добрым, Рагне – гордым, Сармат – буйным, а Ярхо – сильным.

      Но Хьялма – Хьялма станет опаснее их всех.

      Тысячу лет назад, в эпоху войны, исполосовавшей Халлегат, Сармат носил драконью кожу, за Ярхо шли искуснейшие воины, а у Хьялмы не было ничего. Ни семьи. Ни здоровья. Под конец даже соратников почти не осталось – все полегли, однако он победил. Пусть не смог убить мятежников, но поймал их и замуровал в Матерь-горе. Вёльха сказала, что у Хьялмы появились чешуя и крылья, и страх закипал в горле: на что же он способен теперь?

      Сармат ударил гребнистым хвостом по дну пещеры, и со стен покатилась мелкая крошка.

      Снежные вихри качали лесную колыбель. По небольшому кусочку неба, видному из его укрытия, лениво ползли облака.

      Сармата тревожили княжества. Многие правители могли бы встать на сторону Хьялмы, мол, вот оно, их избавление. Откуда им, недалёким, знать, каков из себя Хьялма – чудовище страшнее любого из своих братьев. Горячее сердце Сармата легко смягчить дорогими подарками, а каменный Ярхо не знает ни любви, ни ненависти, ни холодного расчёта. Но в груди у Хьялмы – пустота. Сармат готов был поклясться: там, в зияющей дыре, лишь жалкий ошмёток мышц, застывший в клетке рёбер. Хьялма бездушен и властен. Он привык повелевать всем, даже собственным больным телом, да и то не смело его ослушаться.

      Сармата беспокоил и Ярхо. Да, брат не мог испытывать чувств,