Так ты в меня влюбился страстно

      Простецким сердцем мужика?

      Ты стал бы утверждать напрасно,

      Что за любовь ничья рука

      Виновного карать не властна.

      Я – не совсем без разуменья,

      И, хоть всю жизнь мою жила

      В глуши безвестного селенья,

      Я знаю, что любовь была

      Любимым первенцем творенья,

      Она, я знаю, породила

      Все то, что есть, и все, что было;

      Но я не верю, чтоб она

      Была ничтожному дана

      И в сердце низменном царила.

      Я рада плющ сорвать со скал

      Не для того, чтоб он побеги,

      Надменный, вверх не простирал,

      А потому, что, полный неги,

      Он к камню дикому припал;

      И виноград сорвать зеленый,

      Его листвы густой покров,

      Его лозы узор плетеный,

      Который задушить готов

      В своих объятьях эти клены.

      Когда, ревнуя, может быть,

      Или тоскуя пред рассветом,

      Начнет пичужка голосить,

      Я бы хотела быть мушкетом

      Иль силой глаз ее убить.

      А ты поешь мне то и дело,

      Чтобы я ласковей глядела,

      Мужик несчастный, – мне, когда

      Я соловьиного гнезда,

      Рассвирепев, не пожалела!

      Ничьих речей я не приму

      И не отвечу никому.

      Когда порою издалёка

      Мне эхо вторит одиноко,

      «Молчи!» – я говорю ему.

      Меня не могут обмануть

      Тем, что отец мой – пахарь темный:

      Душа, палящая мне грудь

      Какой-то жаждою огромной,

      Не верит этому ничуть.

      Так высоки мои мечты,

      Что, если б им возможно было

      Пронзать воздушные пласты,

      Сквозь небо я бы воспарила,

      Взнесясь до звездной высоты.

      Нет, я не верю! Неужели

      Я – бедное дитя ущелий,

      И мой отец – простой пастух,

      Раз небеса столь мощный дух

      В моей груди запечатлели?

      Он так величествен и смел,

      И я такие дали вижу,

      Что мне несносен мой удел.

      Всех, кто вокруг, я ненавижу

      И жажду знаменитых дел.

      Вчера (конечно, произвол

      Толкует сны, приукрашая)

      Мне снилось, будто бы орел

      Ко мне спустился и, венчая,

      Чело мне лаврами оплел.

      Гордыню в сердце затая,

      Я верю, хоть судьба моя

      Мне не сулит нигде исхода,

      Что иль обмолвилась природа,

      Иль я – не то, чем стала я.

      Умчитесь, ветры! Тишиной

      Оденьте землю! Не клоните

      Траву, омытую зарей!

      Ручьи, утихните, молчите,

      Уймите резвый говор свой!

      Смиритесь, угадав желанья,

      Давно таимые в тиши!

      Замрите, полные вниманья!

      Ведь не Нарциссы ли души –

      Те, кто влюблен в свои мечтанья?[2]

      Когда б велел Творец высот,

      Чтобы мечта, что в нас живет,

      В наглядный облик воплотилась,

      Я бы в мечту свою влюбилась,

      Узрев ее в кристалле вод.

      По тем приметам, что мне дал

      Крестьянин здешний, добавляя,

      Чтоб я к лужайке путь держал,

      Она и есть