Кто же Келаду отдаст, Палемону ученому столько,

      Сколько их труд заслужил грамматика? А ведь из этой

      Мелочи (плата у них куда чем у риторов меньше!)

      Кой-что откусит на долю свою и дядька безмозглый,

      И выдающий урежет себе. Палемон, уступи же,

      Платы убыток стерпи, подобно тому торгашу, что

      Продешевит простыни, одеяла дешевле уступит, –

      Лишь бы совсем не пропала работа твоя среди ночи,

      Труд спозаранку, когда не проснулись и мастеровые,

      Те, что шерсть начинают прясти кривыми гребнями;

      Только бы вонь от стольких лампад, сколько было

                                                                      мальчишек,

      Зря не пропала, когда по ночам казался Гораций

      Вовсе бесцветным и копотью весь покрывался Вергилий.

      А для получки твоей ведь еще у трибунов дознанье

      Нужно! Вот так и блюди суровой науки обычай,

      Ибо учителя долг – языком в совершенстве владея,

      Помнить историю всю, а авторов литературных

      Знать, как свои пять пальцев, всегда; и ежели спросят

      Хоть по дороге в купальню иль в баню, кто у Анхиза

      Мамкой была, как мачеху звать Анхемола, откуда

      Родом она, – скажи; да сколько лет было Ацесту,

      Сколько мехов сицилийских вин подарил он фригийцам.

      Пусть, мол, наставник оформит рукой еще мягкий характер,

      Лепит из воска лицо, как скульптор; пусть своей школе

      Будет отцом, чтоб питомцы его не шалили позорно,

      Не предавались порокам. Легко ль за руками мальчишек

      Всех уследить, когда, наблудив, убегают глазами?

      Вот, мол, забота тебе. А кончится год, получай-ка,

      Сколько за день собирает с толпы победитель из цирка²⁹.