Давайте пойдём вместе… Роман. Ибратжон Хатамович Алиев
Читать онлайн книгу.
иные клетки крови не могут нормально функционировать. Поэтому у меня острая анемия, но хорошо, что пока у меня не было тромбоцитопении, хотя подозреваю скорую лейкопению. И если также вспомнить, что у меня теперь достаточно промиелоцитов, то они организуют достаточно свёртывания там, где не нужно, что приводит к диссеминированной внутрисосудистой коагуляции. Но усталость, хоть я и преодолеваю, но значит мне следует быть осторожным с порезами, иначе кровь уже будет не остановить.
Доктор уже делал мне миопсию и уверен, что диагноз точен, если вы подумаете Осипов, что диагноз может быть ошибочен, а это самая точная система, ибо как уже было сказано концентрация миелобластов достигает 20%, а порой превышает. И благодаря мазку мы убеждены, что это именно миелобласты с палочками ауэра. Говоря же о лечении, то химиотерапия просто приведёт почти что к вымиранию слишком большого количества клеток и как результат к критической стадии анемии, мозг просто отключится из-за недостатка крови. Ещё один вариант – попросту сердце не сможет выдержать такой острый и критический кризис.
Трансплантацию стволовых клеток делать тем более бессмысленно, в моём организме и так достаточно мутаций, дополнительные клетки приведёт к увеличению мутацию, как и трансплантация костного мозга, ибо местастазы уже пошли. Но можно правда удерживать именно промиелоцитарный лейкоз, при помощи «АТРА», но у как уже можно догадаться, у меня не только промиелоцитарный лейкоз, да и его полностью тоже излечить не получится.
Учёный заключил свою печальную лекцию, он говорил словно вынося себе приговор. Но удивительным было ещё одно явление. Обычно врач выносил вердикт больному о том, сколько ему ещё осталось, но тут сам академик заговорил:
– Мне осталось в самом лучшем случае полгода, а худшем – месяц.
Ученика шокировал подобный ответ, а доктор с грустью опустил голову.
– Но ничего, господа, мне не страшно уходить, я сделал далеко не мало. Я вовсе не думаю о людях, вы знаете моё отношение к ним – будь моя воля, я бы их истребил, но всё же, я надеюсь, что среди них будут разумные и они смогут построить счастливое будущее, но это крайне маловероятно, но гарантией моим словам выступает только один человек – мой Малик, мой сын…
Господин Лайонел говорил с неким восторгом, который часто охватывал его в такие моменты, он подошёл к перилам, чтобы с большой высоты осмотреть вокруг.
– Оставьте меня одного, – лишь попросил учёный.
– До свидания, господин Лайонел, – лишь заявил Виден и Михаил, после чего поспешили удалиться.
Учёный был один, а тем временем…
Класс был просторной комнатой, на стенах висели плакаты, а активные обои могли изменяться в зависимости от предмета. Вся комната буквально была голограммной и могла свободно трансформироваться в зависимости от преподаваемого предмета. Среди голограммных учеников лишь один мальчик