3 октября 1919 года, Орел

      В тот день нам дали передохнуть. Пополнить тощающие роты оказалось некем, или, вернее, от орловских жителей-то и ждали новых добровольцев. А пока суд да дело, корниловцам позволили отоспаться.

      Получилось худо.

      Среди ночи полгорода поднял на ноги истошный трезвон с пожарной каланчи. Младшие офицеры подняли рядовых, построили на всякий случай, вывели коней… Но с места мы так и не сдвинулись. Час или более того корниловские роты стояли в полной боевой готовности. Мимо нас пронеслась двуколка, набитая офицерами неслужилого вида, как детская копилка мелочью. Кокарды они поснимали с фуражек, один размахивал револьвером у головы возницы, другие конфузливо поглядывали вокруг. Без оружия, как видно, их благородия чувствовали себя тревожно.

      – Целое отделение бойцов… – негромко прокомментировал Евсеичев.

      – Целое отделение отбросов! – зло ответил Вайскопф. – Эти горазды клянчить деньги и просаживать их по ресторациям. Бабы! Толку в них нет.

      Чуть позже в южном направлении потянулась вереница пеших с узлами. Прогромыхала телега. Правил ею бородатый мещанин в картузе и косоворотке. Рядом, на мешках с рухлядью, устроилась его жена и двое мальчишек. Один из малых вякнул:

      – Большевики! Большевики!

      Отец, не оборачиваясь, ловко треснул его по затылку.

      Ванька Блохин крикнул:

      – Да иде йны? Красные-то…

      – На московской доро… – от второго подзатыльника крикун ляскнул челюстями и заткнулся.

      Ротный, вернувшись от командира полка, скомандовал отбой. Я краем уха слышал, как расспрашивал его Алферьев:

      – Ждать «товарищей»?

      – Нет ни одного живого «товарища» на несколько десятков верст окрест.

      – Тогда к чему эта круговерть?

      – Полковник Скоблин подпалил себе мундир.

      – Что?

      – Вы знаете, поручик, где остановился штаб дивизии?

      – В Благородном собрании.

      – Абсолютно верно. Зато дальше все темно! То ли красные шпионы взорвали Благородное собрание, то ли взорвать не удалось, просто подожгли, то ли господин Скоблин подшофе завалился спать, не соблаговолив вынуть горящую папироску изо рта.

      – А…

      – До тла. Но все живы, в том числе и сам Скоблин. Распустите людей. Ать-два делать не придется…

      Мы разошлись.

      Под утро Ванька, натужно ворочая глыбищу Антониды Патрикеевны, снес то ли рукой, то ли ногой очень тяжелый предмет, каковой со всей дуры жахнул по полу. Всего вероятнее, это был утюг. Не