Предисловие – первая и последняя вещь.

      Просодия разворачивается в марше.

      Время тревожно. Голос его – зловещ:

      встреча ветров и свастик. Дальше —

      мор перемирий? С голосом – все ясней:

      в зелье осеннем упругие логаэды —

      за иктами такты – прут из таких корней,

      что неминуемы – как победа.

      Труп отопления требует топора.

      С юга грачи в клювах приносят мясо.

      Пули капели – по капле перо пора

      точить и музу поить из вазы.

      Осолонил: огранки кристальна соль.

      Как подросток сна, вплыл зазеркальным карпом.

      Ратник Третьего Рима, у Тибра свою буссоль

      наводишь на цель и выдыхаешь: «Залпом!»

      Парашютист-пришелец и Илия-пророк,

      к битве рапсодов с Танатосом будьте готовы!

      Нас по окопам долго копили впрок

      суесвистом радужным суесловы.

      Неполногласия варево – забирай!

      Абажур да будет один на всех

      светить отныне! Лишение прав на рай —

      жизнь. Лишение прав на грех —

      смерть. Хрип и кашель выдадут задарма,

      отражения двух столиц, и бухло, и нож.

      Расквартирует перья в тылу зима:

      в инистом поле по горло в неё войдешь.

      Воин еще не наступившего царства,

      купина словозвука всюду неопалима!

      Поэзия – это то, что случится завтра

      с нами: освобождение Иерусалима!

      Как между двумя небесами

      Темнеет корабль в дали.

      Со спущенными парусами,

      Один без людей, без земли.

      И нет ни намёка на ветер,

      И некому парус поднять,

      Но кажется, словно бессмертен

      И силится ветер поймать.

      Он помнит шальную команду,

      Весёлые крики и гам,

      Как воду морскую в баланду,

      Шутя, добавлял капитан,

      Как била о борт и бурлила

      Неистово тёмная зыбь.

      Она же его и сгубила.

      Ему не хотелось забыть

      Те мрачные долгие годы

      Тоски и несущий смерть штиль,

      Он молча мечтал о свободе,

      Но трюмы заполнила гниль.

      И тянет все ниже и ниже,

      Скорей захлебнуться б волной.

      Корабль, что проклят при жизни,

      И в смерти, увы, не святой.

      Секунды считая часами,

      Застыла ленивая зыбь.

      Кого ему меж небесами

      Найти и дорогу спросить?

      Осыпалось звездами небо,

      Фонарь над дорогой скрипит.

      Укрыта серебряным пледом

      Земля успокоилась, спит.

      Морозит лицо, выдыхаю

      Сквозь пальцы озябшие пар,

      На веки роса оседает,

      На скулы – невидимый жар.

      Никто тишину не тревожит,

      Дрожит нерешительный свет.

      Здесь я, одинокий прохожий,

      Да мой нерешительный след.

      Вдруг вскинется и разорвется

      Хрустящая ткань тишины,

      Как лед по весне встрепенется,

      Вдали замелькают огни.

      Залают, завоют собаки

      Сквозь бабий неистовый плач,

      Едва разглядишь в полумраке

      Фигур человеческих скач.

      И ночь, как зарей, полоснуло,

      Как волею высшей руки

      Во тьму непроглядно-густую

      Вонзаются хищно клыки!

      Мне жаль, но я просто прохожий

      И скован морозом ночным,

      А мысли, как иглы, под кожей:

      Там что-то похоже на жизнь!

      Там что-то похоже на счастье,

      Борьбу не на страх, а на смерть!

      Но нет мне в той жизни участья,

      И лишь остается смотреть,

      Как радость и горе воюют,

      Как пламя взрывает зенит!

      Там красками люди рисуют,

      Там