Дети полуночи. Салман Рушди
Читать онлайн книгу.
“Вы позволите, госпожа, прикоснуться к тому месту?” – и братья умолкли, стали похожи на спящих стервятников, и ответила ли моя мать тем же странным голосом: “Да, позволю”, и провидец оказался третьим мужчиной за всю ее жизнь, который дотрагивался до нее, не считая членов семьи, – тогда ли, в тот ли самый момент мгновенный, резкий разряд электричества прошел между толстыми, короткими пальцами и кожей Амины? И лицо моей матери, лицо испуганного зайчишки, когда она увидела, как пророк в клетчатой рубашке начинает кружиться и глаза его, все еще белые, как яйца, тускло светятся на пухлом лице, и вдруг по нему пробегает дрожь, и снова раздается странный высокий голос, и слова исходят из губ (эти губы я тоже опишу, но позже, потому что сейчас…): “Сын”.
Братья умолкли; обезьяны на сворках тоже прекратили лопотать, кобры свернулись в корзинах – и устами кружащегося прорицателя заговорила сама история. (Так ли это было?) Вначале: “Сын… да еще какой сын!” И вот оно началось: “Сын, сахиба, который никогда не станет старше своей отчизны – ни старше, ни моложе”. И теперь по‐настоящему испугались укротитель змей, дрессировщик мангустов, костоправ и владелец кинетоскопа, ибо они никогда не слышали от Рамрама подобных речей, а тот продолжает, нараспев, высоким фальцетом: “Будут две головы – но ты увидишь только одну, – будут колени и нос, нос и колени”. Нос и колени, колени и нос – слушай внимательно, Падма, этот тип ни в чем не ошибся!.. “Газеты его прославляют, две матери млеком питают! Велосипедистка его полюбит, но толпа едва не погубит! Сестры горько рыдают, кобра из тьмы выползает…” Рамрам кружится все быстрей-быстрей, а четверо братьев перешептываются: “Что же это, баба?” и “Боже милостивый, Шива, сохрани нас!” А Рамрам: “Корзина ему даст приют – его голоса поведут! Друзья изувечат, играя, – кровь потечет, предавая!” И Амина Синай: “О чем это он? Я не понимаю. Лифафа Дас, что это с ним?” Но неумолимо, блестя скорлупою глаз, крутясь вокруг женщины, застывшей, как статуя, продолжает Рамрам Сетх: “Плевательница ему череп пробьет – соки свора врачей извлечет – джунгли его позовут – колдуньи своим назовут! Солдаты его пытают, тираны огнем испытают…” Амина умоляет объяснить, что все это значит, а братья, впав в неистовство, хлопают в ладоши в бессильной тревоге, ибо что‐то снизошло на всех и никто не смеет коснуться Рамрама Сетха, который кружится все быстрей и наконец доходит до высшей точки: “Он будет иметь сыновей и не будет иметь сыновей! Он состарится, не став стариком! И умрет… не став мертвецом”.
Так это было или нет? Тогда ли Рамрам Сетх, совершенно разбитый прошедшей через него силой, куда большей, чем его собственная, вдруг рухнул на пол с пеной у рта? Вложили ли ему между скрежещущих зубов тросточку дрессировщика мангустов? Сказал ли Лифафа Дас: “Бегам-сахиба, оставьте нас, пожалуйста: нашему брату-джи совсем худо”?
И, наконец, укротитель кобр – или дрессировщик обезьян, или костоправ, или даже сам Лифафа Дас, владелец кинетоскопа