Глинский. И моторизованы, а отстали.

      Вера. Вполне могли бы нас захватить.

      Глинский. Вот кто виноват. Я почти час прождал ее на углу в машине.

      Николай. Уже интересно. (Нине.) Где же вы были?

      Нина. В постели. Прохлаждалась энд наслаждалась.

      Аня. Живут же некоторые дамы!

      Нина. Не стоит завидовать. Я не спала три ночи кряду.

      Вера. Ого! Загуляла?

      Нина. Отнюдь. Всего лишь концерты в Рязани и близлежащих окрестностях. Передвигаясь в тесном, но тряском автобусе.

      Глинский. А радость творчества…

      Нина. Да, она. На сей раз я аккомпанировала баритону. Неважный певец, но глупый человек. Впрочем, это все же лучше, чем иметь дело с бабьем.

      Вера (Глинскому). В таком случае, где же вы вчера пропадали? Я вам звонила. Был стоящий народ.

      Глинский. Где я был? Не помню.

      Нина. Ишь!

      Глинский. Но помню, что ничего интересного.

      Вера. Жаль. Мы провели ослепительный вечер.

      Глинский. Кто ж был? Какие-нибудь брамины?

      Вера. Ну, зачем уж такая экзотика? Просто один немецкий журналист, большая умница, и Мурзаев – он только из Лимы.

      Аня. Матушки! Сколько тут телеграмм.

      Вера. И лежат как попало. Дунь ветер – и нет их. Нет, он неисправим.

      Николай (перебирая). От министра. От президента. От общества «Франция – СССР».

      Вера. Да, да, они собирались, я знаю.

      Николай. От Пасхаловой.

      Вера. Покажи. (Читает.) Что за женщина! Ум, характер. Будь я мужчиной, я бы влюбилась.

      Николай. Ей, между прочим, в обед сто лет.

      Вера. Что ты понимаешь, мальчишка.

      Николай. И вообще – вздорная баба. Прямолинейна, как паровоз.

      Глинский. Не скажи… Паровозы, они маневрируют.

      Вера. Ах, боже мой, он же умнее всех! Добейся в жизни того, что она. Все сама, своими руками. Я читала ее биографию.

      Николай. Отстаешь, муттерхен. И вообще… Ощущаю чье-то влияние.

      Вера (передернув плечами). Очень многозначительно. Да. Петр Алексеич ее уважает. Он человек разумный и трезвый.