Азбука спасения. Том 20. Инок Никодим
Читать онлайн книгу.
ради, обрящет ю (Мф.16:25). Для того предварил Он тебя и предложил тебе крест, чтобы ты определил себе смерть и потом уже послал душу свою идти во след Его.
Ничто так не сильно, как отчаяние (т.е. когда человек определит себя на скорби до смерти): оно не знает, чтобы кто победил его десными ли то, или шуими. Когда человек в мысли своей отсечет надежду по отношению к жизни своей, тогда нет ничего дерзностнее его. Никто из врагов не может противостать ему, и нет скорби, слух о которой привел бы в изнеможение мудрование его, потому что всякая приключающаяся скорбь легче смерти, а он подклонил голову, чтобы принять на себя смерть.
Если во всяком месте, во всяком деле, во всякое время во всем, что ни захотел бы ты совершить, обречешь себя в уме своем на труды и скорбь, то не только во всякое время окажешься благодерзновенным и не ленивым, чтобы противостать всякому представляющемуся тебе неудобству, но от силы ума твоего побегут от тебя устрашающие и ужасающие тебя мысли, обыкновенно порождаемые в человеке помыслами, устремленными к покою (телесному). И все, что встречается тебе трудного и неудобного, покажется тебе удобным и легким. Нередко будет встречаться с тобою противное тому, чего ты ожидал, а быть может, никогда не встретится с тобою ничего подобного.
Искушения и скорби в добродетели
Добродетели одна другой преемственны, чтобы путь добродетели не был трудным и тяжким, чтобы можно было преуспевать в них по порядку (постепенно), и находить в этом для себя облегчение, и чтобы таким образом самые скорби, переносимые ради добра, соделались любезными, как нечто доброе. Ибо никто не может приобрести действительной нестяжательности, если не убедит и не уготовит себя к тому, чтобы с радостию переносить искушения. И никто не может переносить искушений, кроме уверившегося, что за скорби, к участию которых и подъятию уготовил он себя, можно приять нечто, превосходящее телесный покой.
Посему во всяком, кто уготовал себя к нестяжательности, сперва возбуждается любовь к скорбям, а потом приходит к нему помысл не быть стяжательным относительно вещей мира сего. И всякий приближающийся к скорби сперва укрепляется верою, а потом приближается к скорбям. Кто отрешится от вещественного, но не отрешится от действенности чувств, разумею зрение и слух, тот уготовит себе сугубую скорбь и будет сугубо бедствовать, и скорбеть. Лучше же сказать: какая польза лишить себя чувственных вещей, а чувства услаждать ими? Ибо от страстей, производимых сими вещами, человек терпит то же самое, что прежде терпел при обладании ими на деле, потому что памятование о навыке к ним не выходит у него из мысли. А если мысленные представления вещей без самых вещей производят в человеке болезненное чувство, что скажем о действительном приближении к ним?
Не тот любитель добродетели, кто с борением делает добро, но тот, кто с радостию приемлет последующие за тем бедствия. Не великое дело терпеть человеку скорби за добродетель,