Двор был разделен на две партии. На одной стороне группировались представители правительства при царе Федоре: Лихачев, Языков, Апраксин; они желали воцарения Петра; на другой были Милославские, желавшие перевеса своих родственников, детей от первого брака царя Алексея.

      Хотя, как видно из донесений голландского резидента Келлера, и можно было ожидать скорой кончины царя Федора, все-таки подобное событие, кажется, застало врасплох враждебные друг другу группы при дворе. Милославские оказались неподготовленными к действиям; приверженцы же Петра думали, что при провозглашении нового царя дело дойдет даже до ножей. По свидетельству одного современника, Долгорукие и Голицыны, отправляясь во дворец на царское избрание, поддели под платье панцири[25].

      Как и прежде в подобных случаях, так и в 1682 году, решением вопроса о престолонаследии руководил патриарх. Как только скончался царь Федор, 27 апреля в 4 часа пополудни патриарх с архиереями и вельможами вышел в переднюю палату и предложил решить: кому из двух царевичей вручить скипетр и державу? Присутствующие отвечали, что этот вопрос должен быть решен «всех чинов людьми Московского государства». Весьма вероятно, что они имели в виду придать этим большую силу избрания Петра. Патриарх с духовными лицами и вельможами вышел на крыльцо, велел народу собраться на площади и спросил: кому быть на царстве? Раздались крики: «Быть государем царевичу Петру Алексеевичу!» Раздался голос и в пользу Ивана, но тотчас же был заглушен.

      Очевидно, дело было решено раньше, до обращения к случайно собравшейся у крыльца толпе, названной «всех чинов людьми Московского государства». Нет сомнения, что приверженцы Нарышкиных в данную минуту были гораздо сильнее партии Милославских. Достойно внимания то обстоятельство, что ни в официальном документе, в котором рассказано это событие, ни в подробном описании современника и свидетеля, а к тому же сторонника партии Милославских, Сильвестра Медведева, ни слова не говорится, почему не было обращено внимания на права Ивана[26].

      Только несколько позже, после кровопролития в середине мая, при совершенно изменившихся обстоятельствах был составлен другой официальный рассказ о событии 27 апреля, совсем не сходный с первым[27] и не заслуживающий доверия.

      Голос, крикнувший в пользу Ивана и тотчас же заглушенный, принадлежал Сумбулову, который, по рассказу одного современника, вскоре после кризиса, в мае, был удостоен за этот подвиг звания думного дворянина. Показание это подтверждается архивными данными[28].

      Таким образом, на этот раз о правах