Постой, постой. Во фразе пульса нет.

      Границей крыш отчеркнутый восход.

      Чуть молвит что-то снег – огонь в ответ.

      Противовес по грунту чертит след

      и замедляет маятника ход.

      Постой, постой. Во фразе пульса нет.

      Зеркальной пустотой не мир воспет —

      в ней, отразясь, чертеж его плывет.

      Чуть молвит что-то снег – огонь в ответ.

      Зэк видит, возвратясь: небесный свет

      пересекает проволока вброд.

      Постой, постой. Во фразе пульса нет.

      Клочок пространства, время без примет

      берут, обволокнув нас, в оборот.

      Чуть молвит что-то снег – огонь в ответ.

      Все, что уйдет в песок с теченьем лет, —

      к лицу прижалось. Ангел не поет.

      Постой, постой. Во фразе пульса нет.

      Чуть молвит что-то снег – огонь в ответ.

      Тяготенье вселенной берет в сентябре нас в полон.

      Только веки прикрой – и услышишь, как лист

      пролетает

      и касается тучи и ставня, и крышу латает.

      В черепице – подальше от рук – успокоится он.

      Прожит деревом день. Небо слепнет, спадая с лица.

      Удаляется голос в долину, теряясь из вида.

      Поднимается пар над бассейном в покоях дворца,

      тишиной услаждая намаявшегося Атрида.

      Переступишь ли этот порог и осилишь судьбу,

      треугольные площади грязи, костелы, щебенку?

      Час уходит в песок, в перегной, вылетает в трубу,

      и ветра, все двенадцать, за городом мчатся вдогонку.

      Сбережешь ли, погубишь совсем, обойдешь стороной?

      Там, где были созвездия, – просека. Почва убита.

      На меня указует несчастье, как стрелка магнита,

      да, как стрелка магнита, несчастье притянуто мной.

      Настигнут